«А какой хороший был проект» (мемуары конструктора). Воспоминания конструктора ракетного вооружения о.и

Учитывая интерес посетителей сайта к вопросам развития космической техники в СССР, администрации сайта публикует воспоминания ветерана – ракетчика Николая Викторовича Лебедева (г. Москва). За основу взяты уже опубликованные материалы http :// www . proza . ru /2010/12/23/451 и http :// supernovum . ru / public / index . php ? doc =169 . Они дополнены ответами на некоторые вопросы, которые возникли уже после указанных публикаций.

Николай Викторович Лебедев

1942 г.р. Образование (горный инженер) получил на географическом факультете МГУ и в Московском геологоразведочном институте.

С 1964 по 1967 год служил на испытательном ракетном полигоне Тюратам (НИИП-5) сначала в 311-ом ракетном полку, в группе двигателистов, которая испытывала двигатели ракет УР-100 и УР-200 (УР-200 – это одна из ступеней «Протона» и одновременно самостоятельная боевая ракета), затем в группе сопровождения (обеспечения) запусков ракет в Главном управлении полигона. Примечание: Байконуром называется лишь та часть полигона Тюра-Там, на которой располагалось «хозяйство» Королева. Хозяйства Янгеля и Челомея в Байконур не входили. После демобилизации работал в п/я, возглавляемом генеральным конструктором по системам управления ракетами академиком Н.А. Пилюгиным.

В 70-х годах работал горным инженером-геологом в геологоразведочных экспедициях МинГЕО СССР.

В начале 80-х приглашен по своей основной специальности в специализированную воинскую часть по строительству ракетных шахт и других подземных сооружений МО СССР. В составе этой части участвовал в сооружении шахт и установке ракет противоракетной обороны в отдельных районах СССР. Принимал участие в сооружении РЛС «Волга» противоракетной обороны в Белоруссии, входившей в так называемый «щит Устинова».

Затем, снова на полигоне Тюратам руководил строительством ряда сооружений под ракетную систему «Зенит», а после принял участие в работах по сооружению стартового ракетного комплекса системы «Энергия-Буран-Вулкан». На этом объекте в сферу его ответственности входила подземная часть комплекса и наземная 60-ти метровая башня, так называемое сооружение 81. После развала СССР, в начале 90-х, приглашен работать на заполярных газовых месторождениях в ОАО «Газпром». Автор книг научно-публицистической «Жизнь природных стихий», историко-документальной «Судьбы гвардии», а также ряда газетных статей.

Об авторе: а) годы службы на Тюра-Таме (1964-1967), б) современное фото (2010), в) РЛС «Волга», г) стартовый комплекс «Энергия-Буран-Вулкан», на переднем плане – сооружение 81

Н.В. Лебедев

Из воспоминаний ракетчика

В качестве стартовой информации обратим внимание на небольшую заметку в популярном некогда журнале «За рубежом», опубликованную предположительно в период с1967г. по 1968 г. со ссылкой на « Интернешнл Геральд трибюн ». В указанной заметке сообщалось, что примерно 10-12 мая 1961-го года в овальном кабинете «Белого дома» состоялось совещание на тему, что делать с этими русскими, которые только что нанесли гордыне Америки страшную пощечину, запустив в космос Гагарина. Кроме президента Джона Кеннеди на совещании присутствовали самые близкие и верные сотрудники администрации: делавший основное сообщение Артур Шлезингер, зять президента и, одновременно, министр энергетики, Роберт Макнамара, министр обороны, и брат президента Роберт, отвечавший за самые «грязные» дела администрации. Решено было экстренным образом создать программу запуска ракеты на Луну. Макнамара сформулировал основную идею, выработанную на совещании так: « Мы должны будем внушить каждому из участвующих в программе, что останавливаться в средствах при выполнении ее задач является преступлением перед нацией. Действовать надо решительно без оглядки на такую мелочь как совесть ». На вопрос президента: «Какова будет реакция русских на подобные действия? » неожиданно ответил его брат, Роберт, сказавший, что русских он берет на себя. Мол, есть идеи и наработки.

…для того чтобы участвовать в торгах, необходимо иметь в руках силу, убедительно доказывающую, что контрагент по торгу серьезный человек.

Ракетно-ядерный паритет

Заметим, в тот момент американцы превосходили нас и по числу ракет, и по числу ядерных бомб. Вокруг нас США расположили десятки военных баз. Всей этой военной силе мы могли противопоставить только два фактора: мощь восточноевропейской войсковой группировки и горячий советский патриотизм.

Советское руководство во главе со Сталиным прекрасно понимало, что патриотизм народа нужно подкрепить первоклассным оружием. Уже 13 мая 1946 года Советом Министров СССР было принято постановление № 1017-419, направленное на кардинальное ускорение развития реактивного вооружения. А с 1952 года между США и СССР развернулась настоящая битва конструкторов в области ракетной техники. Американцы отталкивались от ранее спроектированной ракеты «Редстоун», наши от Р-1 и Р-2. К концу 50-ых годов американцы создают серию ракет «Юпитер», «Тор», «Атлас», «Титан», а наши Р-7 (Королев) и Р-12 (Янгель). К 1963 году руками наших ракетчиков испытаны Р-14 и Р-16 (Янгель) и Р-9 (Королев), а у американцев появляются «Минитмены». С 1957 года ракетная гонка стала дополняться космической гонкой, борьбой за приоритет и за престиж.

В уже далеком 1965 году испытательный полигон Тюра-Там, или как его называли официально, НИИП-5, был разделен на три части. Центральную часть составляло хозяйство Королева. Когда мы говорим «космодром Байконур», то подразумеваем именно эту часть. К востоку, по правую руку от космодрома, располагалось хозяйство конструктора Янгеля, а к западу, по левую руку, хозяйство конструктора Челомея, на территории, которой находилась 92-ая испытательная площадка, основным сооружением которой был монтажно-испытательный комплекс (МИК).

Представьте себе его гигантский зал, в котором мог бы разместиться, например, московский Ярославский вокзал . У его северной стены, на железнодорожной транспортной тележке, стояла, проходя монтажные испытания, ракета 8К84 или УР-100. По сравнению с пространством зала она имела относительно малые размеры, длину всего 17 метров, а диаметр 2 метра. Но пройдет год, и эта малышка, как удачно сказал один из испытателей, «побьет все яйца на американской ракетной кухне». Конструкторы ОКБ-52, под руководством Челомея сумели наделить ее просто поразительными свойствами.

При нажатии кнопки «ПУСК» начинала сдвигаться 15-ти тонная крышка, защищающая шахту и установленную в ней ракету от опережающего ядерного удара противника (илл.1). Одновременно начинали раскручиваться гироскопические платформы управления полетом. Как только щелкали концевые включатели, фиксирующие полное отодвигание крышки, в сопла первой ступени начинали поступать компоненты самовозгорающегося топлива, несимметричный диметил-гидразин (гептил) и тетраоксид азота (окислитель), в результате, в придонной части шахты, возникало высокое давление отработанных газов и ракету, как мину из миномета, просто выкидывало из заключающего ее контейнера на высоту 20-25 метров. Все это занимало после нажатия кнопки не более пяти минут. Тем временем маршевые двигатели набирали необходимую мощь и, не дав ракете зависнуть, уносили ее к цели. Дальность полета «сотки» составляла 11 тысяч километров, неся противнику в «подарок» одну мегатонну заряда. Эта была первая ракета способная как в ручном, так и в автоматическом режиме уклониться на пассивном участке полета от встречных ударов противоракетной обороны. Через пару лет на ней стали устанавливать разделяющиеся головные части индивидуального наведения. Но самая главная изюминка ракеты заключалась в том, что она могла стоять в готовом к пуску состоянии десятки лет, с минимальными затратами на обслуживание, в виде регламентного электронного контроля, при исключительной технологичности и простоте изготовления. Как образно выразился один из конструкторов, «ее можно было делать на конвейере подобно патронам к автоматам Калашникова». Именно этой ракете советский народ обязан достижению военно-стратегического паритета с США. Уже к концу 1968 года не десять и не сто, а целая тысяча (точнее 940 штук) этих ракет встали на защиту нашей Родины. При ее создании родилось множество технических идей, которые не потеряли своей актуальности при дальнейших разработках боевых ракет третьего и четвертого поколений, таких как 15А18М «Воевода», 15А35 «Стилет», 15Ж60 «Скальпель», 15Ж58 «Тополь» и 15Ж65 «Тополь-М». То есть тех ракет, которые охраняют наш покой в наше время.

Илл.1. Стартовая позиция ракеты УР-100 (pioneer - club . at . ua )

Пуск любой ракеты зрелище не забываемое, а в утро 19-го апреля, когда был произведен пионерный запуск «сотки», в особенности. Он осуществлялся боевым расчётом 1-ой испытательной группы майора Гуляева 311-го ракетного полка под командой капитана 1-го ранга Заблоцкого. В составе этого расчета находился и я, тогда еще совсем молодой человек. Подготовка к пуску продолжалась более шести месяцев. Вначале на полигон прибыл грузовой макет. Потом пришел электронный макет. За ним заправочный макет. И лишь в начале марта привезли собственно полетный вариант. Целый месяц его детально изучали в монтажно-испытательном комплексе (МИК) на 92-ой площадке. Затем вывезли на 130-ую испытательную площадку и установили на старте. Было произведено несколько сеансов заправки и слива топлива. Одновременно шли проверки дистанционного контроля над состоянием всего используемого стартового оборудования. За день до пуска приехала Государственная комиссия во главе с главкомом РВСН маршалом Крыловым. И вот, наконец, то утро.

Среди еще по весеннему зеленой казахской степи, внутри квадрата испытательной площадки, огороженного колючей проволокой, в полушахте глубиной пять метров стоял матово-белый «стакан» (контейнер), окутанный кабелями и шлангами. И вот пуск. Мгновенно облако дыма и пыли заволакивает стартовый комплекс, вырываясь между стенками контейнера и стенками полушахты. Одновременно над этим облаком появляется сама ракета, выброшенная из стакана газовой подушкой. Вот она поднялась метров на пятнадцать, двадцать и, как бы прощаясь, зависла над стартовым столом, слегка покачивая хвостовой частью. Но когда ее маршевые двигатели добрали необходимую тягу, «малышка» борзо шмыгнула ввысь. Где-то там, уже высоко, при отделении второй ступени она осветилась яркой вспышкой, а затем растворилась в небесной глубине. Через полчаса нам сообщили, что ракета попала точно в центр мерного квадрата на Камчатке в районе поселка Ключи.

Американцы не были б американцами, если бы не пытались «вставлять палки в колеса». И здесь уместно сказать, что они объявили нам форменную электронную войну. Непосредственно против нас действовало мощное подразделение электронного слежения, расположенное, если мне не изменяет память, в Мазандаране (Иран) у города Бехшехр. Одно дело простое слежение за пуском. Наши тоже, не без успеха, следили за американскими испытаниями. Другое дело - электронное вмешательство в полет запущенной ракеты. Не успевало наше изделие оторваться от стартового стола, как на его бортовые электронные системы обрушивался поток различного рода помех, от простого «глушения» команд с земли, до их целенаправленного искажения. Надо ли говорить, какую опасность для людей представляет собой ракета, потерявшая управляемость. Чтобы не быть голословным скажу, что летом 1964 года при восьмом, предпоследнем своем пуске, находящаяся уже в полете ракета 8К81, о которой будет речь ниже, стала заметно отклоняться от курса. Руководителю полетом пришлось срочно отключить основную бортовую телеметрическую станцию и перейти на резервную. Зная нравы янки, наши конструктора предусматривали: автоматическую регистрацию электронного воздействия на бортовые системы испытываемых ракет, «прыжки» по частотам в случаях засечки такого воздействия, установку, кроме основной телеметрической станции, двух, а то и трех резервных.

Молва о создании чудо ракеты достаточно быстро облетела страну, и народ встретил эту весть с облегчением. Люди смогли забыть мучившие их в 50-е годы ночные кошмары, когда порой сильную ночную грозу принимали за атомную бомбардировку. Однако, в официальной прессе, даже в таких широко читаемых газетах как «Известия» или «Комсомолка» тут же стали появляться статьи, посвященные «нашему страшному отставанию» в ракетной технике от американцев. Основная затрагиваемая в этих статьях тема было той, что наши ракетчики-недотепы используют в ракетах жидкое топливо, а вот американцы – твердое. Поэтому их ракеты летают быстрее наших, дальше наших и забрасывают больший груз. Статьи подписывали профессора, доктора наук, руководители крупных НИИ. Прошли десятилетия, и вот техническую сторону этого вопроса наконец-то просветил академик Герберт Александрович Ефремов, Генеральный директор НПО «Машиностроение»: «заявления о том, что создание перспективного комплекса с жидкостной ракетой есть разорение страны, не чем иным, как ложью, назвать нельзя. Практика отечественного ракетостроения показывает, что жидкостные МБР, обладая меньшей стоимостью, имеют более высокие энергетические и эксплуатационные характеристики. Если сравнить стоимости жидкостных и твердотопливных ракет, то окажется, что стотонная МБР с ЖРД обойдется бюджету в 3-4 раза меньше твердотопливной ракеты аналогичного класса ».

Челомею наступили на горло за то, что он слишком приблизился к Луне

В мае 1965 года у южной стены МИКа, занимая, минимум, четверть ее, возвышался ГЕРКУЛЕС. Так назывался тогда первый из Протонов, изделие 8К82 или УР-500. Рождалось чудо советской ракетной техники, которое в своих различных модификациях, в течение уже почти пятидесяти лет, верно несет службу по выводу на земную орбиту тяжелых грузов как наших, так... и американских.

В это время на космодроме работала высокая партийно-государственная комиссия во главе президентом АН СССР М.В. Келдышем.

Не могу не вспомнить в этой связи разговор трёх выдающихся людей (членов этой комиссии), невольным свидетелем которого я стал.Совершенно неожиданно для всех нас, проводивших подготовительные работы к запуску, в МИКе появились три члена этой комиссии – сам Келдыш, а с ним Королёв и Челомей. Они появились без какого-либо сопровождения, по-видимому, продолжая начатый где-то горячий спор. Особо горячился, встряхивая своей седой шевелюрой Мстислав Всеволодович Келдыш, напирая на Сергея Павловича Королева:

«Вот человек видно работает. Вот одно его изделие (речь идёт об УР-100). Владимир Николаевич, кажется, ты обещал осенью его сдать военным? – бросил он, обернувшись к Челомею, третьему из присутствующих. Челомей согласно кивнул. – Вот другое его изделие » – он кивнул на громадину «Протона» – «Уже в следующем году он собирается испытать свою «семисотку. А где твоя Н-1? Где? Куда делись деньги, отпущенные тебе на корабль? Да, ты отгрохал себе 110-ую площадку. Крышу твоего МИКа, говорят, даже со станции видно (ж/д станция Тюратам, Н.Л.). А вот чего не видно, так твоих результатов. Если дело так пойдет дальше, Браун нас не только догонит, но и первым окажется на Луне ».

« Ну, это исключено » – сказал Королев и уставился взглядом в возвышавшийся перед ним «Протон». – « Он решил создать супердвигатель на 700-800 тонн тяги на криогенных компонентах топлива. ПУСТЬ ПОКОВЫРЯЕТСЯ, ПОКА НЕ УПРЁТСЯ В СТЕНУ. МЫ ЭТО УЖЕ ПРОХОДИЛИ ».

« Ну а если мы ошибаемся, и он сумеет преодолеть этот порог? »

« Как? Пальчиками перед носом помашет? Не смеши. Ладно, речь сейчас идет о другом. Он… » – Королев кивнул в сторону Челомея, – «своей семисоткой вполне способен достичь Луны. Перед ним нет тех трудностей, что стоят передо мной. Но все зависит от того, что мы хотим. Если наша задача прилететь, прости меня, поср…ть там и улететь обратно, ему и карты в руки. Мне же, тебе, как президенту наук, да и науке в целом там нужна станция. Именно для этого необходима моя Н-1. Сколько можно об этом говорить? Талдычим, талдычим, и все как об стену горох ».

«Ну, на счет поср…ть », – вмешался в спор Челомей – «ты, надеюсь, погорячился. Достигнем Луны, в мозгах там наверху глядишь и просветлеет. Может и деньги на твой корабль и лунную базу лишние появятся. Ведь им сейчас нужен престиж. А ты им – пошли на х… ».

«Ну, ты мне на счет Хрущева не намекай. Сам знаешь, как было. Позвонил, видите ли! Нельзя ли организовать к такому числу запуск ракеты? А у меня под рукой кроме патрона от Калашникова ничего нет. Я ему об этом и сказал. А потом слышу разговоры, что Королев зажрался. А мне каждый народный рубль дорог ».

«Хватит, хватит… » – остановил Келдыш. – «Люди кругом ».

Постояв еще немного у Протона, они, негромко переговариваясь, пошли прочь, растворившись в глубине зала.

К ак рассказывали в те годы испытатели из Реутова, в 1961 году в недрах ОКБ-52 челомеевскими «мудрецами» был сформирован амбициозный проект под названием «Универсальная ракета». Он включал в себя разработку четырех ракет на жидком топливе: 8К81, больше известную как УР-200, 8К82 – УР-500, 8К83 – УР-700 и 8К84 – УР-100. Первые три отражали собой последовательность отработки лунного носителя, причем по кратчайшему пути. Четвертой – достигался паритет с американцами. Но все они составляли единый пакет. Пионером этой программы была двухступенчатая ракета УР-200. Ее длина составляла 34,6 метров, диаметр по основанию первой ступени 3 метра, стартовая масса 138 тонн. Полк, в котором я служил, произвел в 1963-64 годах с наземных стартов 90-ой испытательной площадки девять ее пусков. Все они были удачными, но военные на вооружение ее не взяли, посчитав, что изделия, поставляемые Янгелем, для военных целей лучше. Но изюминка этой ракеты заключалась в другом. Она по замыслу Челомея, представляла собой третью и четвертую ступени будущего лунного носителя. Теперь ему нужна была отработанная вторая ступень. Еще только начались испытания УР-200, а Челомей весной 1963 года добился «наверху» «добро» на испытания ракеты УР-500, нынешнего «Протона». Его первый пуск состоялся 16 июля 1965 года.

Илл.2. Проектный эскиз ракеты УР-700 с двигателями РД-270 www . avtc . ru

Помню, что в целях безопасности почти все люди, работавшие на левом крыле полигона, были вывезены за так называемый «Третий подъем», главное КПП полигона. Я же, в суматохе, с группой бойцов, застрял вместе с секретным грузом на внутриполигонной ж/д станции «Алмазная», находящейся этак в километрах пяти, прямо напротив стартовой 81-ой площадки, наблюдая пуск с крыши станционного строения. Зрелище было грандиозное. Сначала произошел громадный выброс пламени. Потом донесся нарастающий рокот. А когда совместно заревели маршевые движки, показалось, что небо рушится на землю. В довершение апокалипсиса по земле прошла воздушная волна чуть не сдувшая меня с крыши. Кто-то из стартовой команды рассказывал потом, что когда ракета оторвалась от старта, она прошла над бункером, в котором сидели члены государственной комиссии. В этот момент, кто-то из высокого начальства спросил у Челомея: «А что будет, если ОНА сейчас рухнет на нас?». Челомей ухмыльнулся: «Ничего не будет. Ни нас, ни Вас».

В тот день все челомеевцы и все причастные к их успеху ходили по жилой 95-ой площадке счастливые и гордые. Казалось, в небе завис высказываемый не слишком громко вслух лозунг: «Даешь УР-700! Даешь Луну!»

Здесь необходимо заметить, что в момент отрывала ракеты от стартового стола, как рассказывали члены боевого расчета, не все было ладно с электроникой. Наземные приборы фиксировали противоречивые данные о параметрах работы систем управления изделия. В какой-то момент даже вставал вопрос о его подрыве. В этот раз все обошлось. Но при втором пуске, произошел взрыв ракеты при выходе ее из тропосферы на высоте около 8-и километров. С земли было видно, как плотная облачность, через которую прошла ракета, вдруг окрасилась в багровый цвет. При третьем пуске , насколько я слышал, ракета стала отклоняться от заданного курса, и ее пришлось подорвать . Ее обломки упали в районе Караганды. Лишь четвертый пуск прошел полностью удовлетворительно.

Хотя официально лунный проект Челомея (ОКБ-52) закрестили в 1971 году, на самом деле он был заморожен высшим руководством страны еще в 1966 году. И это притом, что Челомей выходил на финишную прямую. Что оставалось ему сделать, чтобы осуществить свою мечту – достигнуть Луны? В сущности, пустяк. В его руках, практически, было все для выполнения этой задачи. Были благополучно отработаны три верхних ступени. Также была отработана ракета УР-100. Пакет из девяти блоков-модулей, каждый из которых представляли собой ее модификацию, слагал первую ступень проектируемого лунного носителя. В середине 1965 года академик Глушко помог Челомею, не меняя идеи, резко упростить конструкцию, предложив для создаваемой первой ступени ракеты УР-700 двигатель РД-270 с тя­гой в 630 тонн. В результате, система из девяти блоков с четырьмя маршевыми двигателями на каждом, заменялась теми же девятью блоками, но уже с одним маршевым двигателем. При этом суммарная тяга первой ступени не только не уменьшалась, но возрастала до 5670 тонн.

Есть над чем поразмышлять. Все разговоры о том, что Челомей чего-то там не успел, совершеннейшая глупость. В те времена все было списано на обычные инсинуации, происходившие между конкурирующими идеями. Но между УР-700 и Н-1 не было конкуренции. Они решали разные задачи. Челомей создавал свой носитель для достижения Луны пионерным способом, наиболее дешевым и кратчайшим. За прошедшие 50 летспециализация «Протона» так и не изменилась. Как был транспортно-грузовой лошадкой, такой он остается и до сих пор. Н-1 же «клинок другого закала». Она предназначалась для полного и планомерного изучения нашего спутника, с созданием лунных научных станций. Эта ракета изначально несла в себе возможности широких модификаций в зависимости от возникающих потребностей. Челомею просто наступили на горло за то, что он уж слишком приблизился к Луне.

О чем молчит Тюратамский сфинкс

П
рошло свыше сорока лет после объявления американцами об их высадке на Луне. В защиту американской версии выступают, естественно, представители НАСА и руководство США. Но особое место в развязанной пропагандисткой компании, занимает поддержка этой версии видными представителями бывшей советской партийной номенклатуры (околоракетными чиновниками, отдельными академиками, высокопоставленными конструкторами и, даже, многими известными космонавтами). Без этой поддержки американская легенда не просуществовала бы ни дня. Ведь никто и никогда не спрашивал на этот счет ракетчиков: офицеров боевых расчетов, производивших в том же Тюра-Таме в те времена ракетные пуски или проводивших электронное слежение за пусками, инженеров, непосредственно производивших инженерные расчеты и наладку узлов, агрегатов и систем испытываемых ракет.

Илл.3. Тюратамский «сфинкс» (фото из альбома «Экскурсии по космодрому)

Когда въезжаешь на полигон, то на его главном КПП, «Третьем подъеме», по правую руку виден останец сложенный рыжим песчаником, от которого к дороге протянулась каменная гряда. За тысячелетия ветра так обработали ее, что она приобрела определенную фигуру. Вполне четко можно разглядеть плоское лицо, львиную гриву, высокую шею, переходящую в прямую грудь и две могучих лапы. Одним словом сфинкс, тюратамский сфинкс, символ и хранитель полигона. Много чего он помнит. Но сфинкс молчит. В положении этого сфинкса оказался и многотысячный коллектив космодрома. Люди молчали связанные подпиской о не разглашении. Кому охота провести восемь лет в тюрьме за развязанный язык. У меня лично срок действия этих обязательств закончился лишь в 2005 году. Добро, если молчишь о действительных военных секретах. Но молчишь-то большей частью о совершенном подвиге советских инженеров, солдат и офицеров…

Для значительной части специалистов полигона Тюра-Там то, что американцы НЕ ЛЕТАЛИ на Луну, было секретом Полишинеля. Для подобного вывода было два основания. Первое, как теоретическая, так и практическая НЕВОЗМОЖНОСТЬ создания однокамерного двигателя ( F 1) тягой в 700 тонн. Об этом говорил Королев (смотри выше), об этом знали все ракетчики-практики. В огромной камере возникают сгустки несгоревшей топливной смеси (наподобие «гремучего газа»), которые выгорают не равномерно, а как бы микровзрывами. При огромных линейных размерах в двигателе возникает детонация, которая входит в резонанс, что разрушает корпус двигателя.

Прошли десятилетия после окончания лунной гонки. Многие её секреты покрылись мхом давности, но породу своей работы я имел тесные рабочие контакты с крупными специалистами космического сектора. И вот, однажды, зная мой интерес к событиям времён лунной гонки, мои товарищи передали мне копию письма следующего содержания.

От редакции сайта: приведённый ниже текст копии письма цитируется строго по источнику его первой публикации от 10 мая 2012 года http://www.proza.ru/2012/05/10/732 .

12.12.1966г.
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ КПСС
Генеральному Секретарю Брежневу Л.И.

Для осуществления высадки космонавтов на Луну в США разрабатывается ракета-носитель Сатурн-5 с космическим кораблем «Аполлон». Выполнение этого полета ожидается по прогнозам НАСА в 1968-69 гг. со значительной вероятностью завершения в 1968 г. Но, по данным нашей разведки и практике всей нашей конструкторской работы ЖРД Ф-1 имеет серьёзные проблемы из-за практически неустранимых высокочастотных и низкочастотных колебаний. Все попытки создания аналога Ф-1 у нас потерпели крах.

Поэтому в СССР для решения этой задачи разрабатывается носитель Н-1 с космическим кораблем Л-3. В процессе выполнения этого проекта выявился ряд серьезных трудностей, из которых определяющей является задержка с разработкой надежных двигателей как для носителя, так и для космического корабля. Для трех ступеней носителя Н-1 и первой ступени корабля Л-3 двигатели разрабатываются в ОКБ-276 в течение длительного ряда лет (на тягу 40 т с 1959 г., на тягу 150 т с 1961 г.). За это время проведено около 600 пусков двигателей с тягой 40 т и около 300 пусков двигателей с тягой 150 тонн. Однако и в настоящее время процент аварийных пусков этих двигателей на стенде составляет 20-30%. Указанная статистика свидетельствует о том, что еще требуется значительное время для окончательной доводки двигателей, которое трудно оценить. Двигатели двух последних ступеней Л-3 (блоки И и Е) находятся в начальной стадии отработки.

В связи с изложенным возникает угроза того, что США пойдут на фальсификацию полётов человека на Луну и НАСА осуществит высадку двух космонавтов на Луну условно в телевизоре . В этом случае последующая посадка одного космонавта на Луну с помощью системы Н-1 - Л-3 может рассматриваться как свидетельство отставания СССР в соревновании с США в развитии ракетной техники только с точки зрения идеологии и средств массовой информации. К сожаленью, если ракеты типа Сатурн-5 будут успешно взлетать и выводить на орбиту Земли некие спутники, нам будет чрезвычайно трудно оспорить приоритет, так как полноценной системы слежения за космическими кораблями в полёте на Луну в СССР нет и вообще её вряд ли возможно сделать гарантированной на сто процентов. Здесь решение задачи полностью ложится на плечи ЦК КПСС и его высших органов, особенно в плане разоблачения фальшивых попыток полётов НАСА на Луну - ответственно заявляем Вам, что США не способно в течение ближайших десяти-пятнадцати лет послать человека на Луну. Возможно, что нам тоже сначала лучше послать на Луну автоматы.

Следует также отметить, что форсирование Сатурна-5, неоднократно проводившееся в США в последние годы, не привело к созданию значительного увеличения в грузоподъёмности носителей Н-1 (проектная 95 т на орбите ИСЗ) и Сатурн-5 (около 130 тонн). Реальные цифры есть 45 и 65 тонн соответственно. Создание модифицированного носителя Н-1 на жидком водороде с грузоподъемностью 130 т и более, фактически потерпели полный крах у НАСА и США.

Учитывая изложенное, группа главных конструкторов (Челомей, Глушко, Бармин, В.И.Кузнецов) год тому назад (от 15.10.65г.) внесла в министерство общего машиностроения предложение по разработке ракеты-носителя УР-700 с космическим кораблем ЛК-700, более успешно решающей задачи достижения Луны космонавтами и вопросы дальнейшего соревнования с США в освоении космоса.

Причин для спешки никакой нет - Америка отстаёт по многим направлениям и зачастую блефует. Разрешите нам планомерно развивать свою лунную программу. Мы выиграем лунную гонку.

С уважением! ЧЕЛОМЕЙ В.Н., БАРМИН В.П., КУЗНЕЦОВ В.И., ИЗОТОВ С.П., ЛИХУШИН В.Я., ГЛУШКО В.П., СЕРГЕЕВ В.Т., КОНОПАТОВ А.Д., ИСАЕВ A.M., ПУХОВ В.А.

Примечание. Обычно тексты писем, включая те, которые впоследствии получали гриф секретности, писались в простом рабочем кабинете. Подготовка письма такого масштаба осуществлялась, как правило, в аппарате одного из подписантов этого письма. Подобные документы через череду черновиков проходили путь от первого наброска до готового документа.
В те времена, в отсутствие компьютеров, за подобными документами всегда оставался целый бумажный шлейф. Прежде всего, по экземпляру оставалось у подписантов. На всякий случай, первичный вариант документа мог остаться и у исполнителя. Он хранил его в своём заветном месте. Такова была практика жизни.
Вот, например, известный ракетный конструктор Бугров, соратник Королёва, который был проектантом ракеты Н1. По указанию Политбюро и по приказу Глушко в 1974 году вся документация на Н1 была уничтожена. А Бугров в фильме "Время Луны" говорит, что все рабочие эскизны Н1 у него сохранились.

Советские конструкторы в лице С.П. Королёва, В.П. Глушко и других пришли к однозначному выводу: делать крупные ЖРД возможно лишь по замкнутой схеме , когда один (или оба) компонента поступают в камеру не в жидком виде (схема жидкость-жидкость), а как горячий газ (схема жидкость-газ), что резко снижает время воспламенения порций топлива, и существенно локализует проблемы частотных неустойчивостей горения до разумных пределов.

Вторым обстоятельством была та спешка, с которой американские астронавты устремились в глубины космоса на ракете, прошедшей всего два испытания, 9 ноября 1967 года, которое считается успешным и 4 апреля 1968 года , безусловно, неудачное. Стартовики Тюра-Тама, люди знающие, какая моральная ответственность ложится на плечи при запуске человека даже на околоземную орбиту, подобный пассаж однозначно воспринимали, как что-то из области ненаучной фантастики – так не бывает. Майор Николаев, командир боевого расчета так называемого «Гагаринского» старта, что располагается на ракетно-испытательной площадке №2 космодрома Байконур, и в 60-ые годы осуществлявший пуски всех наших космонавтов тех лет, выражая общее мнение, не стесняясь, произнес во всеуслышание: «Когда пришло известие о полете американцев на Луну, на Байконуре от хохота сдохли все суслики, так как ракета «Сатурн-5» не более чем миф. Даже при сопоставлении ее характеристик с характеристиками королевской Н-1 и челомеевской УР-700, нашими вариантами лунных носителей, видно, что мы имеем дело с простым макетом, а не с чем-то реальным ». К мнению стартовиков присоединялись и телеметристы.

… не успели американцы завершить свою авантюру, как высшее руководство СССР осознало, что на полигоне, прежде всего, в среде стартовиков, двигателистов и телеметристов сформировалась достаточно жесткая оппозиция факту официального признания полета американцев на Луну, что не могло не вызвать озабоченности в его рядах. И вот, в 1971-1972 годах, генерал Курушин начальник полигона, устроил, с подачи сверху, форменный погром подчиненного офицерского состава. Те, кто еще лейтенантами начинал службу с Королевым и генералом Шубниковым (Г.М.) были безжалостно разбросаны по дальним гарнизонам и ИП-ам. Там, их абсолютное большинство или сгорели от водки, или влачило жалкое существование без каких-либо перспектив на будущее.

Щит Устинова

Д митрий Федорович Устинов не только шефствовал над разработкой собственно ракетного оружия, но под его непосредственным руководством была развернута система радиолокаторных станций наблюдения и раннего обнаружения за пусками ракет, получившего неофициальное название «Щит Устинова». По его прямому настоянию Советский Союз, начиная с 60-х годов прошлого века, приступил к созданию мощных информационно-разведывательных и боевых оборонительных средств. Ибо страна, обладающая стратегическими наступательными ядерными силами без подобной системы, без информационно-разведывательного обеспечения ядерных сил напоминает слепого и глухого человека с огромной дубиной в руках. Неизвестно, какая страна применила свое ядерное оружие? По кому наносить ответный ракетно-ядерный удар?

Илл.4. Д.Ф. Устинов - секретарь ЦК по оборонной промышленности, кандидат в члены Политбюро, с 1976 г. – член Политбюро и Министр обороны СССР, http :// www . proza . ru / pics /2009/09/04/1006. jpg

Поэтому систему ядерного сдерживания можно сейчас рассматривать только в совокупности ударных и информационных сил. СССР наибольшей эффективностью такой оборонительной системы обладал в 1985-1990 гг. Тогда в России была создана сеть мощных РЛС дальнего обнаружения баллистических ракет и космических объектов: в Печоре, Мурманске, Иркутске, в Выборге, в Белоруссии – в Ганцевичах, в Латвии - в Скрунде; на Украине - в Мукачево, Севастополе; в Азербайджане - в Габале; в Казахстане - на Балхаше. Над страной было создано круговое радиолокационное поле. Под контролем находились все ракетоопасные направления. Правда, оставался незакрытым северо-восток страны, который должна была прикрыть возводимая в то время Енисейская загоризонтная РЛС. Однако США обвинили СССР, что размещение локатора в этом районе страны противоречит Договору по противоракетной обороне и потребовали его демонтировать. К тому времени огромная РЛС, на которую было израсходовано 220 млн. полновесных советских рублей, уже была создана на 90%. К сожалению, к тому моменту Дмитрий Федорович закончил свой жизненный путь, и предатели Горбачев, Яковлев и Шеварднадзе сумели продавить решение о ее сносе. 131. imageshack . us / img 131/3378/ don 2 n 134 en . jpg

Мне, в качестве горного инженера, пришлось принять непосредственное участие в сооружении РЛС в Ганцевичах («Волга). Кроме того, в ходе подготовки к этой работе пришлось посетить ряд других станций. Работы проводились ураганными темпами. Достаточно сказать, что белорусская станция была построена нами всего за два года.

Наши вопросы и ответы Н.В. Лебедева:

Вопрос №1: Николай Викторович! Многие наши читатели (да и мы сами) плохо представляем себе, как происходит встреча космонавтов в момент их приземления. Как они себя чувствуют? Насколько легко или трудно они реадаптируются к земной силе тяжести? Расскажите, пожалуйста, об этом.

Как встречали корабли и космонавтов

Н.В. Лебедев: «В 1965-67 года я имел честь находиться в составе группы сопровождения пусков ракет при Главном управлении ракетно-испытательного полигона НИИП-5, расположенного на площадке №1 в непосредственной близости от железнодорожной станции Тюра-Там. В нашу группу входили специалисты по геодезии, метеорологии, химики-дезактиваторы, спецсвязисты.

Одним из важнейших наших объектов была обсерватория, находящаяся на территории тогдашней гостиницы космонавтов у КПП-1. В ней, в те времена, останавливались перед полетом космонавты, прилетая из Звездного на полигон. Здесь царила мертвая тишина. Никто не имел права нарушить их покой. Этим обстоятельством изредка пользовался Сергей Павлович Королев, который порой скрывался тут от докучливой толпы испытателей, монтажников, строителей, пытавшихся всегда решать с ним напрямик свои текущие вопросы. В таких случаях он запирался в одной из комнат гостиницы и требовал от связистов отключения всех телефонов: ВЧ, ЗАС, кремлевки и т.д. Сюда же заезжал автобус за космонавтами, чтобы отвезти их на стартовую площадку.

Наши метеорологи, обеспечивающие ракетные пуски, основную службу вели в приданном полигону авиаполку, в задачи которого входили поиск и доставка на полигон падавших при пусках ракет отработавших ступеней. Естественно, летчикам полка поручались и спасательные операции космонавтов. По плану этих операций они вылетали в район предполагаемого приземления спускаемой капсулы и доставляли туда команду спасателей и медицинского персонала.
Как правило, капсула засекалась еще в момент ее спуска на парашюте. Первыми вступали спасатели. В их задачу входило выровнять приземлившийся аппарат в положение, удобное для извлечения космонавтов, закрепление его с помощью домкратов на местности, чтобы не ковырнулся, и открытие люков. Последняя операция была крайне важной, так как при спуске по баллистической траектории, предшествующей парашютному участку, происходит подгорание капсулы и было возможно частичное заклинивание люков из-за тепловых деформаций.

Затем в дело вступали медики-спасатели, которые извлекали космонавтов из капсулы и укладывали их на специальные носилки, так как их состояние не позволяло им самостоятельно, без посторонней помощи двигаться, некоторым из них делали даже уколы средства, укрепляющего тонус. Извлеченные космонавты на вертолете доставлялись с места приземления на площадку №1 в реанимационное отделение местного госпиталя. Там уже находились специалисты из головного госпиталя космической медицины, расположенного в Звёздном. После первичного осмотра космонавтов принималось решение о срочности их направления в Звёздный. Как, правило, это происходило примерно после трёх суток после возвращения космонавтов, но в срочных случаях космонавтов могли отправить в Звёздный и почти в тот же день»

Вопрос №2: Николай Викторович! Недавно на ряде форумов активно обсуждалась информация о якобы имевшем место отравлении астронавтов «Аполлона – ЭПАС» во время их возвращения на Землю. В рассказах об этом событии упоминалось вещество - тетраоксид азота, которым якобы отравились астронавты. Расскажите, пожалуйста, о нём.

Ядовитая парочка

Н.В. Лебедев: «В космических целях все ракеты летают на жидком топливе. Применение твердого топлива (порохов) в них ограничено использованием в некоторых конструкциях ПРД (поворотных реактивных двигателей), с помощью которых осуществляется коррекция ориентации ракеты или космического корабля в пространстве. В состав же жидкого ракетного топлива входят окислитель и горючее, которые при смешении и последующем сгорании образуют продукты сгорания, движущие ракету. И то, и другое находятся в ракете, естественно, в жидком состоянии и в разных баках. Смешивание их происходит лишь в камере сгорания, обычно с помощью форсунок. Исторически одной из первых была предложенапара кислород-водород. Он применяется и сейчас. Но по ряду технических причин более широко употребима пара кислород-керосин. С конца 50-х годов и в СССР, и в США в ряде ракетных систем применяется пара, в которой окислителем является тетраоксид азота ( ТА ), коротко – «амил» , а топливом - несимметричный диметил-гидразин ( НДМГ ), коротко - «гептил». Оба кипят уже при температуре выше 0 о С. Поэтому наземные емкости для амила и гептила всегда оборудованы системами клапанов, позволяющими «стравливать» возникающее давление внутри них. А это вызывает то, что время от времени над этими емкостями «парит», то есть появляется «дымок» испарений бурого цвета. Каждому прибывшему на полигон объясняется о просто неимоверной токсичности обоих веществ. Так всего одна капля гептила, оказавшаяся в помещении 15 куб.м., убивает там все живое в течение 10-12 минут. А амил токсичнее гептила в 1200 раз!

Для иллюстрации расскажу следующий случай, происшедший со мной в 1965 году во время службы на космодроме. Закончился рабочий день. Смеркалось. После жаркого дня хотелось просто подышать свежим воздухом. Поэтому с друзьями решили не ехать со 130-ой испытательной площадки в душном автобусе, а возвращаться на 95-ую (левое «челомеевское» плечо полигона) пешком, несмотря на значительное расстояние. Шли по асфальтовому шоссе. В разговорах не обратили особенного внимания, как впереди, со стороны 90-ой площадки, где высилась громадина МИКа, появилась машина, ехавшая в нашу сторону. Едет, ну и бог с ней. Лишь когда она приблизилась метров на двадцать, и водитель подал сигнал, поняли – едет заправщик. Бросилось в глаза, что над верхней крышкой его бочки слегка «парит». Обычно на полигоне и гептил, и окислитель перевозились в автомобильном сопровождении. Одна машина впереди, с громкоговорителем, предупреждая встречных об опасности. Одна машина сзади. Водители всей едущей колонны всегда вели свои машины в изолирующих противогазах ИП-5. Почему в этот раз заправщик ехал без сопровождения, непонятно? Мы кинулись врассыпную. Заправщик проскочил, не сбавляя скорости, обдав нас с расстояния 7-10 м резким запахом окислителя (то есть ТА). В результате произошедшей встречи одного вздоха мне хватило, чтобы запомнить его на всю жизнь. Мгновенно разболелась голова и всю ночь не давала спать раскалывающая головная боль. Утром обратился к врачу. После проведенных анализов, врач заявил, что жить буду, а вот появление детей у меня он не гарантирует. Здесь он попал почти в точку. Лишь через десять лет нашей совместной жизни жена родила мне дочку ».

Вопрос №3: Николай Викторович! Одновременно с полётом ЭПАС в космосе находилась наша орбитальная станция «Салют-4» (экипаж – П. Климук и В. Севастьянов). Расскажите, пожалуйста, обсуждался ли во время подготовки полёта ЭПАС вопрос об участии в этом проекте нашей орбитальной станции.

Н.В. Лебедев: «В 1972 году была утверждена программа совместного полета космических кораблей «Аполлон» и «Союз». Сразу же по ее утверждению в околокосмических кругах и даже в кратких комментариях в широкой советской печати (Комсомольская правда за 1972 год) проходила информация, что к совместным исследованиям в околоземном пространстве будет привлечена одна из станций серии «Салют». Эта тема обсуждалась в течение двух лет. Однако, в 1974 году она, как по мановению волшебной палочки, полностью исчезла из обсуждения».

ТЕХНИКА И ВООРУЖЕНИЕ № 11/2008, стр. 12-16

Материал подготовил к печати П.И.Кириченко

Окончание.

Начало см. в « ТиВ» № 1 -5,8,9/2008 г.

В Египте

6 октября 1973 г. началась очередная война между арабами и израильтянами. Генштаб Советской Армии решил послать туда две бригады специалистов всех родов войск для наблюдения за использованием нашей военной техники, которой были оснащены армии Египта и Сирии. Начальник Генштаба приказал обязательно включить в эти бригады генералов. Об этом, конечно, я тогда не знал, так как это решение было принято вечером в пятницу.

В ближайшее воскресенье, во второй половине дня, мне позвонил генерал-лейтенант Ю.А. Рябов, с которым состоялся следующий разговор:

У тебя есть фотокарточка в гражданской форме?

А есть фотоаппарат?

А есть, кому фотографировать?

Тогда сейчас лее сфотографируйся и утром пораньше с двумя карточками приезжай на работу.

Я всегда приезжаю за полчаса до начала рабочего дня.

Уловив его настроение, я понял, что речь идет о чем-то необычном. Зять меня сфотографировал и ночью отпечатал карточки.

Когда я зашел к Рябову, он сказал, что начальник Генштаба назначил меня старшим группы, направляющейся в Египет, а моего однокашника П.И. Баженова - в Сирию. Вскоре всех отъезжающих собрали в зале заседаний Сухопутных войск, проинструктировали, приказали на другой день к 9 часам утра прибыть на Чкаловский аэродром. Я пошел к себе, сдал из сейфа документы, хотел побеседовать с Диким, получить от него какие-то сведения о порядках в египетской армии, так как он был там два года советником у начальника бронетанкового управления. Оказалось, Дикий вдруг уехал в пятницу на Кубинку якобы на какие-то испытания ночных приборов...

На следующий день в 12 часов мы были уже на советском военном аэродроме, близ Будапешта, без загранпаспортов, с 200 рублями в карманах. Там узнали, что в Каир нас будут отправлять только завтра. Мы попросили у командира дивизии автобус и после обеда поехали осматривать Будапешт. Оказалось, что один офицер из нашей группы служил раньше в Венгрии и у него сохранилось немного форинтов, на которые мы в какой-то забегаловке выпили по кружке пива и послушали аккордеонистку, которая для нас наиграла «Голубой Дунай».

Отправка в Каир и Дамаск осуществлялась транспортными самолетами Ан-12, которые были загружены каким-то имуществом и поднимались в воздух через каждые 15 минут. Нас помещали в самолеты по два человека, на лежаках экипажа, в проходе между кабиной пилотов и салоном. Туалета не было. В Каир мы прилетели в сумерки, а когда приехали в город, было уже темно. Маскировки в нашем понимании не было, не горели только уличные фонари.

Поместили нас в гостинице, недалеко от советского посольства, на берегу Нила. На другой день выяснилось, что посол Виноградов заранее знал о предстоящей войне и выслал из Каира в СССР все семьи дипломатов. Остался только завхоз и три учительницы, которые в школе посольства организовали обеды для дипломатов и приезжающих вроде нас.

Жили мы по два человека в номере, завтракали внизу в гостинице. Завтрак состоял из хлеба, брынзы, кофе и входил в цену проживания. Ужинали в гостинице все вместе, поочередно в каждом номере. Живущие в нем заготавливали продукты и спирт по 150 г на человека. Спирт мы употребляли по двум причинам: он очень дешево стоил, свободно продавался во всех аптеках и, по мнению большинства членов нашей группы, предохранял от заразных болезней.

Осмотр поврежденного израильского танка М48.	На выставке трофейного оружия в Каире после войны с Израилем. Слева направо: капитан, переводчик Талат, военный атташе в Египте контр-адмирал Николай Дмитриевич Ивлев и Леонид Николаевич Карцев. На заднем плане - трофейный израильский танк М48.

За все время пребывания в Египте в нашей группе никто не болел! После ужина садились за преферанс. По моему предложению, проигравшие вносили деньги в общий котел для покупки продуктов для ужина.

Военный атташе контр-адмирал Ивлев Николай Дмитриевич, к которому, кстати, я питаю большое уважение, не смог договориться в Генштабе о порядке нашей работы. Тогда я предложил ему на следующий день поехать вместе со мной в бронетанковое управление, с чем он согласился.

Бронетанковое управление тогда возглавлял генерал Камаль, знавший хорошо английский язык и плохо понимавший русский, хотя он один год стажировался у нас на высших курсах

«Выстрел». В связи с этим беседа проходила на английском языке, которым в совершенстве владел наш военный атташе. Ничего не понимая, я спросил Николая Дмитриевича, о чем они говорят? Он сказал, что Камаль очень хвалит Советский Союз, наши отношения с Египтом. Я попросил военного атташе сказать Камалю, что мы не политики, а инженеры, хотим узнать недостатки наших танков в боевых условиях, чтобы потом их устранить. Услышав перевод моих слов, Камаль заулыбался, выделил в мое распоряжение УАЗ, прикрепил ко мне начальника отдела боевой подготовки бригадного генерала Хоснэ и переводчика, капитана Талата, которые сопровождали меня в каждой поездке на Синайский полуостров. Со мной также ездили представители разведуправления и других родов войск, которые не сумели найти контакта со своими египетскими коллегами. В какой район съездить мне, советовал Николай Дмитриевич.

Израильская самоходная установка М109 на выставке трофейного оружия в Каире. 1973 г.

Я очень хотел свозить на фронт генерала - начальника факультета Военной инженерной академии, который до этого был советником в Египте. Приехав, он замкнулся в своей комнате, с нами не обедал и не ужинал, экономил командировочные деньги на какие-то покупки, не сделал ни одной попытки связаться с египетскими инженерами. За себя он послал однажды на Синай подполковника - научного сотрудника инженерного института. Он недалеко от канала увидел кучу противотанковых мин, одну из которых захватил с собой. Они вдвоем начали ее разбирать, измерять и описывать. Как-то проходя мимо них, я, ради шутки, сказал: «Зачем вы занимаетесь ненужным делом? Мина-то советская...» Они немного обиделись и показали мне маркировку на верхней крышке с какими-то надписями латинским шрифтом. После оказалось - это мина была действительно советская, но изготовленная в Чехословакии...

В один из вечеров Николай Дмитриевич сказал, что в районе Эль-Кантары был большой бой, подбито много танков. Я на другое утро снарядил экспедицию, в которую попросился фотограф из ГРУ. Он потом подарил мне несколько фотографий, на которых запечатлены моменты, когда мы осматривали подбитые американские и английские танки.

Оказалось, египтяне действительно заманили вглубь своих войск израильскую танковую бригаду и со стороны флангов расстреляли ее. Были небольшие потери и у египтян. Целый день мы осматривали подбитые английские танки «Центурион» и американские - М48А2, М60, которые были в то время на вооружении израильтян. Я обратил внимание на то, что некоторые египетские танки Т-54 и Т-55 подбиты с кормы. Потом выяснилось, что пробоины были от противотанковых ракет «Малютка», что случилось из-за плохой согласованности действий между египетскими танкистами и артиллеристами.

Не помню название какого-то американского журнала, который подсчитал темп этой танковой войны. Оказалось, если бы вести такие же бои на западных границах СССР, танков НАТО хватило бы всего на 48 часов. По египетским данным, Египет потерял 860 танков, а Израиль - 690.

Мне понравились офицеры египетской армии, с которыми я встречался. Это высокообразованные, знающие иностранные языки и технику люди. Приведу один пример. Однажды мы приехали в 1-ю пехотную дивизию, зашли в землянку командира дивизии, который рассказал нам о ходе боев. Один офицер из разведуправления задал ему вопрос: «Как вы оцениваете систему охлаждения наших танков?» Генерал ответил: «Конечно, в американских танках система охлаждения воздушная и не требует дефицитной для нас воды, но и водяная система ваших танков не ограничивала наши боевые действия». Я уверен, что ни один из наших командиров дивизий, будучи на его месте, не ответил бы так грамотно и тактично.

После окончания боев мы ездили еще в несколько частей и ремонтных мастерских. Особенно мне запомнилась поездка в 21-ю танковую дивизию. Командир дивизии - полковник, окончил нашу Академию им. Фрунзе, достаточно хорошо знал русский язык. Мы с ним беседовали часа три. Рассказывал он много, в том числе в шутливой форме поведал об изъянах в их боевом уставе, который повторял целиком наш устав. После беседы он пригласил нас на обед, на котором у них присутствуют ежедневно все офицеры во главе с командиром дивизии. Обед был обильный, но без спиртного. На этом обеде я съел фаршированного рисом голубя, который у египтян является деликатесом.

7 ноября посол СССР Виноградов объявил нерабочим днем, и мы радостно отметили наш праздник. Николай Дмитриевич принес две бутылки виски. Я попробовал этот напиток в первый и последний раз. Он мне не понравился, так как отдавал сивухой, как от нашего самогона.

После праздника военный атташе предложил мне отправлять членов нашей группы на транспортных самолетах. Я от этого отказался, так как эти самолеты могли сесть в местах, значительно удаленных от Москвы, а двухсот рублей, которые имелись у каждого из нас, могло не хватить даже на железнодорожный билет, да и одежда наша оказалась не по сезону. Он с моими доводами согласился, и мы стали дожидаться пассажирских рейсов на Москву. Время мы использовали для ознакомления с Каиром, посещения достопримечательностей: зоопарка, пирамид и др. Я увлекся литературой, которая была в подвале посольства. Прочитал, в том числе и Конституцию Египта, которая начиналась со слов: «При участии аллаха создана данная конституция...»

Египтяне на огороженной забором площади в центре Каира начинали готовить выставку трофейной техники, захваченной ими во время войны. Н.Д. Ивлев попросил меня договориться с танкистами о нашем посещении выставки до ее открытия. Они удовлетворили нашу просьбу. На этой выставке были в основном танки. Наш фотограф заснял все, что хотел. После этого я попросил Николая Дмитриевича отблагодарить египтян. Он подарил Камалю, Хоснэ и Талату по фотоаппарату «Киев», чем они были очень довольны и в ответ преподнесли нам декоративные медные тарелки с серебряной вязью и какими-то изображениями из их истории. Мне досталась тарелка с изображением Тутанхамона.

15 декабря первым рейсом самолет Ту-154 доставил нас в снежную Москву. Выйдя на работу, я окончательно оформил написанный в Египте отчет. К сожалению, им никто как следует не поинтересовался, а летом 1992 г. во время расчистки документов его за ненадобностью уничтожили.

Три танка

В середине 1976 г. член ЦК КПСС, главный конструктор Кировского завода в Ленинграде Н.С. Попов сумел убедить руководство страны принять на вооружение Советской Армии далеко не лучший танк Т-80. Прежде всего, обладая по сравнению с серийными танками Т-64А и Т-72 одинаковым вооружением, защищенностью и маневренностью, Т-80 имел (по результатам войсковых испытаний) значительно больший (в 1,6-1,8 раза) километровый расход топлива и, несмотря на увеличенное количество возимого топлива, - меньший на 25-30% запас хода.

В танке Т-80 использовано менее удачное, чем у Т-72, боевое отделение от танка Т-64А с вертикальной укладкой выстрелов, что в боевых условиях снижает живучесть танка и практически делает невозможным прямое общение экипажа с механиком-водителем и его эвакуацию в случае ранения. В этом танке применена несовершенная ходовая часть и т.д. В целом, танк Т-80 сложнее, дороже и ненадежнее танка Т-64А, не говоря уже о Т-72.

Н.С. Попов также поставил Т-80 на производство не в Ленинграде, а на Омском заводе, где, начиная с 1959 г., выпускали Т-55, дожидаясь, когда в Харькове будет готов новый танк. Этим «чудесам» способствовали в первую очередь Д.Ф. Устинов, заместитель председателя СМ СССР Л.В. Смирнов, заведующий промышленным отделом ЦК КПСС И.Ф. Дмитриев и другие чиновники высшего ранга при бездействии Л.И. Брежнева.

Танк Т-64, предшественник Т-64А, массой 36 т начал разрабатываться на Харьковском заводе им. Малышева с 1952 г. Для этого на заводе было создано новое конструкторское бюро во главе с профессором А. Д. Чаромским, проектировавшее двухтактный двигатель, и построен новый большой цех для производства силовых установок.

К1960 г. было изготовлено несколько опытных танков «объект 430». В серийное производство этот образец не передавался из-за неудовлетворительной надежности, особенно двигателя и ходовой части, а также отсутствия новых систем и оборудования, которые уже были внедрены в Нижнем Тагиле на серийных танках Т-54А, Т-54Б, Т-55 и Т-62.

На базе опытного «объекта 430» был разработан танк Т-64 («объект 432»), который поступил на вооружение в 1967 г. Он вооружался гладкоствольной пушкой калибра 115 мм, стоявшей также на танке Т-62, но с раздельным заряжанием и автоматом заряжания конвейерного типа.

Танк Т-64 предполагалось запустить в серию на всех танковых заводах. По постановлению СМ СССР 1967 г. планировалось изготовить в 1970 г. по 40 этих танков в Нижнем Тагиле и в Омске, а в Челябинске - 25. Реально же «шестьдесятчетверка» выпускалась только в Харькове, да и то в весьма ограниченных количествах. В производстве танк оказался очень сложным, а войсковая эксплуатация показала его низкую надежность. Наконец, в 1972 г. был принят на вооружение танкТ-64Асо 125-мм пушкой, разработанный на базе Т-64 и выпускавшийся в Харькове до развала СССР.

В танк Т-64А еще с момента создания «объекта 430» была заложена основная идея - меньшая масса и минимальный внутренний объем. Она и привела к бесперспективности этого танка, так как двигатель, ходовая часть и другие узлы и механизмы работали на пределе своих возможностей, не имея запаса прочности. Тяжело было и экипажу из-за кабинной укладки выстрелов.

Здесь уместно отметить, что некоторые наши «специалисты» считают танк Т-72 всего лишь модификацией Т-64А, что, мягко выражаясь, не корректно. На самом деле у этих танков одинакова только пушка.

Танк Т-72, принятый на вооружение Советской Армии 7 августа 1973 г., предназначался для массового производства на существующих заводах и оборудовании. В нем была реализована идея надежности машины в целом, внедрены улучшенные условия обитаемости для экипажа. В конструкции Т-72 удалось заложить значительный резерв для модернизации и создания на его базе специальных машин. Этот танк был создан для боя. Неоспоримые достоинства Т-72 по достоинству оценили специалисты всего мира - эта боевая машина признана лучшим и самым массовым танком второй половины XX века.

Вместо эпилога

На старости лет человек обязан сказать себе всю правду о том, чем была его жизнь и что он сделал для людей. Задумываясь над этим, я наряду с удовлетворением испытываю и горечь разочарования. Причина в том, что в моей жизни было достаточно ситуаций, когда искренне благие намерения и дела неожиданно приводили к огорчительному результату. Попытаюсь пояснить эту мысль.

Миллионы советских людей, среди которых и мой отец, и я, отразили натиск фашистских захватчиков на наше Отечество, освободили от фашистского ига другие страны. Выиграли же от нашей победы прежде всего немцы, построившие вскоре после войны демократическое, процветающее государство - ФРГ. А мы, сохранив в нашей стране диктатуру аппарата КПСС, пришли к кризису во всех сферах жизни и разрушили СССР, как государство.

Конструкторы Уралвагонзавода, работая практически на одном энтузиазме, создали по тем временам лучшие в мире по боевым и эксплуатационным показателям танки Т-55, Т-62, Т-72. Много умения и труда вложили специалисты КБ, чтобы сделать танки технологичными в изготовлении, приспособленными к массовому производству. Воспользовавшись относительной простотой и дешевизной этих боевых машин, руководители государства принимали необдуманные решения. Танки стали производить в необоснованно больших количествах. В результате этого напрасно были затрачены труд многих тысяч людей и большие материальные средства, что отчасти способствовало развалу государства.

Страна оказалась в тупике, залезла в колоссальные долги. Руководители государства действовали порой как Эллочка-людоедка из романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», которая пыталась копировать дочь американского миллиардера.

Удовлетворенность своей жизнью вижу только в том, что я никогда ни перед кем не преклонялся и не заискивал, никому из власть предержащих не угождал, не делал ничего против своей совести. Никогда не мирясь с унижением себя, я, будучи облеченным административной властью над людьми, старался делать все возможное, чтобы ничем не оскорбить их человеческое достоинство.

С искренним уважением к редакции

и читателям журнала

«Техника и вооружение».

По данным подконтрольной войсковой эксплуатации, танки Т-80Б и Т-80БВ при сравнении часовых и путевых расходов топлива проигрывают танку Т-72Б до 4 раз. - Прим. ред.

Для комментирования необходимо зарегистрироваться на сайте

От редакции

С этого номера мы начинаем публикацию воспоминаний бывшего главного конструктора отдела 520 Уралвагонзавода (УКБТМ), лауреата Государственной премии СССР, кандидата технических наук, генерал-майора инженерно-технической службы Леонида Николаевича Карцева, которому 21 июля 2007 г. исполнилось 85 лет.

Леонид Николаевич занимал должность главного конструктора танкового КБ Уралвагонзавода с 1953 по 15 августа 1969 г. Под его руководством было создано большое количество образцов бронетанковой техники, включая такие прославленные боевые машины как танки Т-54А, Т-54Б, Т-55, Т-55А, Т-62 и Т-62А, получившие мировое признание и известность. Он заложил основы конструкции Т-72, признанного лучшим танком мира второй половины XX века.

Не вызывает сомнений тот факт, что уральская школа танкостроения, созданная в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., окрепшая в трудные послевоенные годы, в наши дни является лидирующей в отечественном и мировом танкостроении. И в этом огромная заслуга Леонида Николаевича Карцева и его преемников.

Редакция выражает глубокую признательность специалистам ФГУП «УКБТМ» и музея Уралвагонзавода за помощь и содействие при подготовке этой публикации и сделанные ими существенные замечания и комментарии, позволившие более полно и объективно показать особенности работы танкового КБ в описываемый период. Здесь необходимо отметить вклад заместителя директора ФГУП «УКБТМ» И. Н. Баранова, ветерана УКБТМ Э.Б. Вавилонского и начальника музейного комплекса Уралвагонзавода А. В. Пислегиной.

Особая благодарность ветеранам ГБТУ П. И. Кириченко, Г. Б. Пастернаку и М.М.Усову, которые работали с Леонидом Николаевичем Карцевым много лет. Без них эти воспоминания вряд ли увидели бы свет.

Вместо пролога

Конструкторское бюро, создавшее танк Т-34, вместе с коллективом Харьковского паровозостроительного завода (ХПЗ) осенью 1941 г. было эвакуировано из Харькова в Нижний Тагил на Уралвагонзавод, где в короткие сроки было организовано и развернуто производство этого знаменитого танка. Вскоре Уралвагонзавод стал основным поставщиком танков. Только за военные годы завод выпустил около 26 тыс. «тридцатьчетверок».

Конструкторское бюро, возглавляемое Александром Александровичем Морозовым, проделало огромную работу по упрощению узлов и механизмов танка, повышению технологичности и снижению массы деталей, приспособлению конструкции танка к массовому производству.

В ходе производства Т-34 непрерывно совершенствовался с учетом замечаний, поступающих из войск. Была увеличена толщина брони башни, ускорено ее вращение, установлен более совершенный прицел, четырехскоростная коробка передач заменена на пятискоростную, увеличена эффективность очистки поступающего в двигатель воздуха, внедрен всережимный регулятор подачи топлива и пр. В начале 1944 г. была проведена крупная модернизация танка: вместо 76-мм орудия установили пушку калибра 85 мм. В результате этой модернизации танк получил наименование Т-34-85.

К концу войны КБ приступило к разработке танка Т-44, ставшего прообразом танка Т-54, который был разработан и запущен в серийное производство уже после окончания войны.

К сожалению, начало серийного производства танка Т-54 показало, что в его конструкции были серьезные недоработки, особенно в аспекте надежности. Из Белорусского военного округа, куда направили первые серийные танки Т-54, посыпались жалобы во все инстанции, вплоть до Политбюро ЦК КПСС.

Для обеспечения полноценной доработки конструкции танка Т-54 Политбюро приняло решение о задержке серийного выпуска этих танков на один год. Весь 1949 г. танковое производство на трех ведущих заводах страны было остановлено.

Одной из основных причин несовершенства конструкции танка Т-54 была малочисленность конструкторского бюро Уралвагонзавода. Дело в том, что после освобождения Харькова в 1943 г. многие специалисты завода им. Коминтерна, эвакуированные в Нижний Тагил, стали возвращаться на родину. В результате и без того небольшое конструкторское бюро стало быстро терять кадры.

В этой обстановке в 1949 г. вышло постановление Совета Министров СССР о прикомандировании к Уралвагонзаводу группы из пятнадцати выпускников инженерных факультетов Военной академии бронетанковых и механизированных войск Советской Армии, в число которых попал и я.

В эту группу включили лучших выпускников. Основную часть составляли офицеры в звании капитанов. Самому молодому из нас было всего 25 лет, самому старшему – 35. Почти все участвовали в Великой Отечественной войне, в основном, на технических должностях. Все бы хорошо, но уже через год в нашей группе осталось только десять человек. Двоим не дали допуска к секретной работе и отправили в войска, где они дослужились: один до генерал-майора, а другой до генерал-полковника. Трое коренных москвичей попали в Нижний Тагил по недоразумению: при распределении им сказали, что КБ, куда они назначаются, находится в Москве, на Садово-Сухаревской улице. На самом деле это был адрес Министерства транспортного машиностроения, которому в то время подчинялся Уралвагонзавод. Поэтому двое из них, не желая покидать столицу, тут же поступили в адъюнктуру при Академии, а третий устроился работать в отдел испытаний Минтрансмаша.

В Нижнем Тагиле

По прибытии в Нижний Тагил большинство из нас были распределены по конструкторским группам КБ и только двое – в исследовательское бюро. Я попал в группу трансмиссии, руководителем которой был один из основных разработчиков трансмиссии танка Т-34, лауреат Сталинской премии Абрам Иосифович Шпайхлер.

Для начала нам всем поручили провести расчеты основных узлов и механизмов танка Т-54, поскольку до нас никто в КБ таких расчетов не делал. Мне достался расчет планетарного механизма поворота танка (ПМП), который я выполнил за две недели. Руководитель группы остался доволен результатом моей работы. Это окрылило меня и, закончив расчеты, я решился подать рацпредложение. Суть его была в том, чтобы уменьшить число сателлитов планетарного ряда. В результате оказались лишними четыре шарикоподшипника, два сателлита, две оси и несколько более мелких деталей, снижалась трудоемкость изготовления ПМП. Экономическая эффективность этого предложения была бесспорной, и оно было принято для испытаний.

В сравнительно короткое время, увлекшись работой, я завершил новую конструкцию сапуна гитары, усиленного привода к генератору, улучшенного уплотнения выключающего механизма ПМП и другие работы по совершенствованию отдельных узлов трансмиссии.

Экс-директор Московского института теплотехники Юрий Соломонов выпустил книгу, где от третьего лица поведал о своей роли в создания ракетно-ядерного щита и, в частности, о том, почему новая морская ракета "Булава" до сих пор не принята на вооружение.

По сути это его первый после отставки с должности гендиректора МИТ выход в публичное пространство. Интерес к высказываниям и оценкам академика РАН Соломонова высок еще и потому, что он сохраняет за собой позицию генерального конструктора "Булавы". Правда теперь, после выхода 6-тысячным тиражом его книги "Ядерная вертикаль", это становится совсем проблематичным. Не хочу оказаться в роли Кассандры, но такие откровения о положении дел в Военно-промышленном комплексе и, в частности, ракетостроении, об отношениях с минобороны и коллегами-соперниками бесследно не проходят. И уж тем более не остаются без ответа оценки типа "все виноваты, кроме меня".

У тех, кто по долгу службы отвечает за сохранность государственных и военных тайн, претензий к автору, скорее всего не возникнет. На 335 страницах книги вы при всем желании не найдете каких-то специальных выкладок и технических характеристик с цифрами. Их, как и профессиональных терминов, Юрий Соломонов старательно избегает. Вдобавок к этому придумал для себя и некоторых других фигурантов своего повествования более чем прозрачные псевдонимы. А вот президенты России, СССР, США, главы правительства, секретари ЦК и некоторые первые вице-премьеры у него вполне реальные - для каждого времени свои, только по именам никогда не называются.

Для чего понадобились солидному автору все эти окололитературные хитрости? Сам он ничего не объясняет. Лишь брат конструктора Лев Соломонов, работавший под его началом в МИТе и явно посвященный, дал понять, что книга адресована "тем, кто в теме". И написана для того, чтобы мы знали, "кто есть кто в судьбе ракеты, почему сложилась та ситуация, которую мы наблюдаем сейчас".

А сложилась такая ситуация (из 12 испытательных пусков "Булавы" более половины окончились неудачей, в том числе два последних) потому, считает Юрий Соломонов, что ему как генеральному конструктору на разных этажах и кабинетах противостояли косность, волюнтаризм, козни конкурентов, нежелание принимать решения и брать ответственность. И это все - на фоне неуклонного распада и деградации оборонной промышленности.

"Вопрос впрыскивания молодой крови в дряхлеющие кровеносные сосуды оборонно-промышленного комплекса так и остался нерешенным", - сокрушается автор. Или вот еще пассаж - на соседней же странице: "Генерал Балуев, возглавив Генеральный штаб, привнес в его работу совершенно новые элементы, основу которых составлял известный тезис: "Лучший способ принятия решений - не принимать никаких решений".

Зато о себе самом, о своей позиции и манере выступать на совещаниях самого высокого уровня - в Кремле, правительстве, на Совете безопасности, в том числе в присутствии первых лиц государства, отзывается в высшей степени похвально, да еще от третьего лица: "Пресную обстановку рутинного мероприятия попытался чуть подсолить только один выступающий... Аргументированное, порой несколько эмоциональное выступление произвело впечатление на аудиторию... Апогей совещания был уже пройден, когда слово взял Юрий Соломатин... Это и многое другое, излагаемое профессионально и аргументированно, резко контрастировало с благостной картиной общего состояния дел в промышленности...".

А вот как описывает автор самую первую презентацию "Булавы" (еще на уровне проекта) в питерском КБ "Рубин", где должны были увязать ее с носителем - подводной лодкой. "Вы посмотрите, что они предлагают, - передает Соломонов реакцию академика Сергея Ковалева, генерального конструктора ракетоносцев. - Мы всю жизнь бьемся с проблемой защиты нашего "железа" от пагубного воздействия огнедышащего дракона - стартующей ракеты, а они хотят быть настолько деликатными, что, сделав дело, даже не лишают нас девственности. Это же замечательно".

В беседе с корреспондентом "РГ" Сергей Никитич Ковалев чуть иначе представил тут ситуацию, но в целом подтвердил, что поверил тогда Соломонову и поддержал его в том, чтобы начать испытательные пуски ракеты прямо с подводной лодки, минуя всегда практиковавшийся ранее этап испытаний с наземного и погружаемого стендов.

Взявшись за перо, именитый конструктор и начинающий мемуарист не удержался от соблазна воздать "по заслугам" коллегам-конкурентам из Государственного ракетного центра им. Макеева, что находится на Урале в городе Миассе. Именно там, как известно, традиционно разрабатывали и продолжают разрабатывать баллистические ракеты для подводных лодок - с особой спецификой подводного старта. Право на разработку "Булавы", по словам Юрия Соломонова, МИТ выиграл в честной борьбе - по итогам конкурса, который вопреки всем правилам проводился дважды. И оба раза, подчеркивает автор, москвичи одерживали верх. Причем, по "по основной характеристике, определяющей проектно-конструкторское совершенство разработки", опережали конкурента в полтора раза.

Тем временем

Как заявил недавно заместитель министра обороны - начальник вооружения ВС РФ Владимир Поповкин, испытания стратегической ракеты морского базирования "Булава" нынешним летом продолжатся. Причем пуски планируются и с подводной лодки "Дмитрий Донской", которая под эти испытания специально "заточена", и с нового ракетоносца "Юрий Долгорукий" - головного в серии кораблей четвертого поколения, для вооружения которых предназначена "Булава". На Севмаше, где построен "Юрий Долгорукий" и в различной стадии готовности два следующих - серийных - корабля этого же проекта ("Александр Невский" и "Владимир Мономах"), корреспонденту "РГ" подтвердили, что начаты работы и по четвертому корпусу ("Святитель Николай"), хотя дата его официальной закладки до сих пор не определена. По словам генерального директора Севмаша Николая Калистратова, "это исключительная прерогатива ВМФ, а за корабелами дело не встанет".

В.Г. Репин, "События и люди" (из книги Н.Г. Завалия "Рубежи обороны - в космосе и на земле. Очерки истории ракетно-космической обороны", М., 2003)

Главный конструктор. Первые шаги
(окончание)

В части взаимодействия с ПРО СПРН принимала на себя задачи приведения средств ПРО в боевую готовность и обеспечения их информацией целеуказания по атакующим объекты обороны баллистическим ракетам. Такие же и более широкие функции, вплоть до решения задачи целераспределения и контроля боеготовности, принимала на себя СККП по отношению к средствам ПКО. В свою очередь проектами предусматривалось, что имеющиеся средства дальнего обнаружения ПРО, как источники информации о баллистических целях и космических объектах, должны выступать в той же роли, что и радиолокаторы СПРН.

Таким образом, разработанные проекты помимо внутреннего содержания работ по СПРН и СККП определили также идеологию, техническую концепцию, технические и алгоритмические способы формирования единой системы РКО. И хотя такая система никогда не была оформлена как единое конструкторское изделие со своим техническим паспортом, формуляром и прочей требуемой госстандартами технической документацией, практически эта концепция была воплощена в жизнь технически и организационно.

Разработанные проекты были всесторонне рассмотрены соответствующими экспертными комиссиями, полностью одобрены и послужили основой для развернутой программы работ, утвержденной директивными документами. Уже в январе 1972 года вышло постановление ЦК КПСС и правительства, определившее содержание, обеспечение и сроки первоочередных работ по СПРН. Особо запомнилось мне рассмотрение комплексного проекта «Экватор», наверное потому, что это был первый из многих впоследствии итог творчества большого количества коллективов, который мне довелось представить и защищать вместе со своими товарищами. Председателем межведомственной комиссии по приемке проекта был тогдашний заместитель Главкома войск ПВО П.Ф. Батицкого В.В. Окунев. Он совсем недавно вернулся из Египта, где был главным военным советником в самый напряженный период арабо-израильской войны. На собственном опыте он глубоко осознал решающую роль информационного обеспечения боевых действий и в отличие от предыдущего первого заместителя Главкома А.Ф. Щеглова прекрасно понимал громадное стратегическое значение своевременной и качественной информации предупреждения. Работать с ним было и интересно и плодотворно. Жаль только, что это сотрудничество продолжалось недолго.

В 1973 году был сделан не очень масштабный, но очень ценный и заслуживающий упоминания тем, что он был первым, практический шаг по реализации разработанных концепций. Коллективами СКБ-1, СКБ-3 НТЦ и НИИДАР ЦНПО «Вымпел» с участием НИИ-2 МО и эксплуатирующих частей объектов была проведена программно-алгоритмическая модернизация КПК РО и ГКВЦ системы А-35, обеспечившая функционирование и информационное взаимодействие существовавших на то время средств ПРН и ПРО. Успешные имитационные и натурные испытания подтвердили правильность проектных положений и взаимное повышение характеристик. Многолетний барьер был сломан, появился зародыш РКО как единой стратегической системы.

В ходе этой работы начали складываться и укрепляться деловые и дружеские отношения с офицерами и генералами войск, которым предстояло осуществить эксплуатацию создаваемых средств и систем. Тогда эти войска были еще немногочисленны и состояли из управления ПРО и ПКО под командованием Ю.В. Вотинцева и дивизии СПРН под командованием В.К. Стрельникова. Потом уже вместе с ростом числа технических средств и решаемых ими задач росли и войска. Появилась отдельная армия СПРН, корпуса ПРО, ККП и ПКО и объединяющее их командование рода войск РКО.

Поначалу многие, работавшие раньше с гвардией разработчиков Минца и Кисунько, с большой осторожностью отнеслись к новым неизвестным им людям и внимательно присматривались к ним, оценивая их деловые и человеческие качества. Но постепенно ледок отношений растаял. Общее дело накрепко и на долгие годы связало меня с истинными энтузиастами этого дела первого и последующих призывов Ю.В. Вотинцевым, В.К. Стрельниковым, В.А. Едемским, Н.В. Кисляковым, Н.Г. Завалием, А.М. Михайловым, Г.А. Вылегжаниным, В.С. Гусаченко, И.П. Писаревым, Н.И. Родионовым, В.П. Панченко, Б.А. Алисовым, В.М. Красковским, Г.Д. Юрасовым, Г.Д. Мостовым и многими-многими другими. Не мал их вклад в создание технических средств СПРН и СККП, а уж в создание, становление и воспитание войск и освоение ими сложнейшей боевой техники является решающим.

Конечно же, во взаимоотношениях с ними, как во всяком живом и сложном деле, бывало всякое, в том числе иногда и непонимание трудностей и довольно резкие столкновения. Но это все-таки были редкие эпизоды, а перманентной основой были отношения самого искреннего сотрудничества. Хочется отметить какие-то черточки хотя бы некоторых из них. Это совсем не полные характеристики, а именно характерные черточки людей, которые стали моими большими друзьями.

Юрий Всеволодович Вотинцев, заслуженный, опытный, очень требовательный и довольно жесткий военачальник, заслуживал восхищения постоянным стремлением к познанию новых и непривычных для него технических проблем. Он совсем не стеснялся, несмотря на высоту своего ранга, учиться и старался дойти до самой сути. Такую манеру поведения он старался привить и своим подчиненным. Стремление знать и понимать все не только по докладам, но главным образом по собственным впечатлениям постоянно влекло его на создаваемые и несущие боевое дежурство объекты, к живому общению со строителями, монтажниками, разработчиками и своими подчиненными. Наверное, не менее половины своей службы командующим он провел на объектах. Безусловно, что в том деле, которым мы занимались и которое изобиловало просто неясными и совершенно неясными вопросами, эти черты его характера имели громадное положительное значение.

Владимир Константинович Стрельников, первый командир дивизии и первый командующий армией СПРН, был, вероятно, самым большим энтузиастом этой системы в Вооруженных Силах СССР. Его, по образованию и воспитанию общевойскового командира, отличало глубокое знание техники, понимание сути и сложности технических проблем и, что было особенно приятно, прекрасное знание многих ведущих разработчиков, их достоинств и особенностей. Людям, заслужившим у него авторитет и доверие своими качествами, было легко и, я бы сказал, даже как-то радостно работать с ним. Всегда можно было рассчитывать на взаимопонимание, какие бы временные трудности и неудачи ни случались. Он воспитал целую когорту командиров и инженеров СПРН, при нем был отлажен порядок несения боевого дежурства. Владимир Константинович был прекрасным пропагандистом СПРН, его глубокие по сути и хорошо воспринимаемые по форме доклады хорошо воспринимались и запоминались многими высокопоставленными посетителями КП СПРН и немало способствовали созданию благоприятной атмосферы к работам по СПРН.

Василий Александрович Едемский, заместитель Ю.В. Вотинцева по вооружению, отличался глубоким знанием существа технических проблем, трудностей их решения и очень способствовал тому, чтобы создаваемые технические средства быстрее передавались войскам и включались в боевую работу. Внешне очень мягкий и скромный человек, он умел проявлять предельную твердость перед начальством в отстаивании своей точки зрения. Помню эпизод, когда он был председателем комиссии по проведению государственных испытаний головного образца РЛС «Днепр» на радиолокационном узле в районе г. Балхаш. Испытания были проведены с положительными в целом результатами, выявив в то же время ряд заметных недоработок. По заверениям разработчиков они могли быть устранены в сжатые сроки при подготовке рЛС к несению боевого дежурства. Комиссия, ее председатель и я, как главный конструктор системы, ознакомившись с результатами непосредственно на объекте, были склонны поверить этим заверениям и завершить испытания подписанием акта с рекомендациями принять РЛС «Днепр» на вооружение и провести необходимые доработки ее головного образца в процессе эксплуатации, в том числе первоочередные — в течение одного-двух месяцев до постановки на боевое дежурство. Ю.В. Вотинцев по поступившим к нему докладам имел иную точку зрения, требовал от В.А. Едемского приостановить испытания, полностью провести доработки и заново испытать РЛС почти по полной программе. Эта, может быть формально и правильная, позиция вела тем не менее к значительному увеличению сроков ввода в строй как головного, так и последующих образцов РЛС «Днепр», уже создаваемых в то время на других объектах. Будучи глубоко убежден в правильности своей точки зрения, В.А. Едемский, несмотря на прямой запрет своего непосредственного командира, провел заключительное заседание с подписанием акта государственной комиссии. Конечно, над ним как председателем госкомиссии никакого начальства уже не было, но по основной-то службе у него был командир с резко иной точкой зрения. Кстати, к чести Ю.В. Вотинцева нужно отметить, что вскоре, более глубоко разобравшись в сути дела, он признал свою неправоту и в дальнейшем умел находить разумный компромисс между сущностными и формальными требованиями.

Аналогичным было поведение В.А. Едемского и во время государственных испытаний системы ПРН первого этапа, когда он возглавлял подкомиссию по государственным испытаниям на КП СПРН головного образца новой высокопроизводительной ЭВМ 5Э66 разработки М.А. Карцева. Эта по тем временам суперЭВМ параллельного действия во всем была хороша, но еще не удовлетворяла требованиям надежности, и в значительной степени из-за недостаточной отработанности операционной системы. Вместе с разработчиками Василий Александрович был убежден, что эти недостатки скорее всего будут выявлены и устранены в процессе эксплуатации, когда к ним будут относиться с максимальной ответственностью и серьезностью. Было немало противников такой точки зрения, и в данном случае ему пришлось ее отстаивать перед значительно более резким в словах и действиях человеком, облеченным очень большими полномочиями, —председателем государственной комиссии по испытаниям системы, первым заместителем, а вскоре и Главкомом ПВО маршалом авиации А.И. Колдуновым. Несмотря на угрозы, он твердо стоял на своем и сумел убедить оппонентов.

Николай Григорьевич Завалий, пришел в СПРН из системы ПРО-35 на должность начальника штаба армии и быстро стал ее патриотом. Очень энергичный, знающий и легко обучающийся новому человек, он был требователен к разработчикам, подчиненным и умел себя поставить перед начальством. Помню забавный эпизод. Как-то при проведении боевой работы системы по обнаружению пуска реальной баллистической ракеты один из заместителей главного конструктора РЛС «Дуга» Ф. А. Кузьминского, будучи на КП СПР попросил присутствовавшего в этот момент Ю.В. Вотинцева провести его в командно-оперативный зал КП СПРН, чтобы присутствовать там и понаблюдать за ходом боевой работы на средствах отображения. Юрий Всеволод вич обратился к Завалию: «Николай Григорьевич, вы не возражаете?», на что тот ответил: «Я не возражаю, я его не пущу». Конечно, последовала соответствующая реакция со всякими нехорошими словами, закончившаяся тем, что Вотинцев написал в журнале оперативного дежурного СПРН письменное распоряжение о допуске. На это последовало: «Товарищ командующий, докладываю вам, что персональный состав допущенных в зал боевого управления КП СПРН лиц определен приказом Главнокомандующего войсками ПВО. Ваше распоряжение незаконно и не подлежит выполнению». Этим инциден был исчерпан.

Если говорить о более серьезных вещах, то из многих достоинств Николая Григорьевича следует выделить его особую любовь к вопросам боевого управления. Во многом благодаря его разумной настойчивости в составе СПРН была создана уникальная автоматическая подсистема контроля боеготовности, оценки текущих характеристик и боевых возможностей и управления соответствующим техническим и программно-алгоритмическим обеспечением. Он с полным правом может считать себя соразработчиком этой подсистемы.

Николай Владимирович Кисляков, заместитель В.К. Стрельникова по вооружению, затем сменивший В. А. Едемского и ставший его достойным преемником. Глубокий знаток техники, он был настоящим главным инженером высокотехнологичного рода войск. Спокойный, уравновешенный человек, Николай Владимирович имел особый талант оказаться рядом, когда возникали серьезные трудности, и всегда помогал найти выход из них. Немногие люди обладают этим качеством, многие предпочитают быть при сем, когда все хорошо, и уйти в тень, когда становится трудно. Он пользовался громадным авторитетом, умел мягко, но настойчиво воплощать в жизнь свою позицию. Настоящая дружба и только хорошие воспоминания связывают с ним меня и многих моих товарищей.

Вернусь снова к теме первых шагов. В этой связи стоит рассказать о трудностях, с которыми пробивалась в жизнь разработка радиолокационной станции «Дарьял». Этот уникальный до настоящего времени по энергетическому потенциалу, гибкости управления им, дальности действия и пропускной способности радиолокатор, спроектированный РТИ на самых передовых технических решениях, ставших с тех пор эталонными для радиолокационной техники, далеко не сразу завоевал право на существование.

Трудности начались с рассмотрения разработанного в 1970 году аванпроекта РЛС. Председатель комиссии тогдашний первый заместитель Главкома ПВО А.Ф. Щеглов выступил резким противником этой разработки. Генерал армии А.Ф. Щеглов вскоре был переведен в Западную группу войск, и я не успел как следует узнать и понять его, но насколько понял тогда, глубокой технической основы у его позиции не было. У него явно проявлялось какое-то органическое неприятие радиотехнического института и как будто был какой-то конфликт с Г.Ф. Байдуковым, распространявшийся на все подначальное ему ведомство Генерального заказчика —4-е главное управление Минобороны. Некоторая часть комиссии, естественно, присоединилась к председателю, и судьба проекта повисла на волоске. В этой ситуации блестящими бойцами показали себя М.Г. Мымрин и В.Н. Селиверстов, о которых я писал раньше. Несмотря на прямые угрозы совершенно не стеснявшегося выражений большезвездного генерала, они с завидной твердостью вместе с конструкторами отстаивали эту важнейшую разработку и добились того, что дорога ей была открыта.

Следующая коллизия случилась во второй половине 1973 года и продолжалась около года. На этот раз атака на «Дарьял» возникла в собственном лагере внутри Министерства радиопромышленности и ЦНПО «Вымпел», до того полностью поддерживавших и собственно разработку РЛС «Дарьял», и ее роль и место в архитектуре системы ПРН, определенные проектом «Экватор» и указанные постановлением ЦК КПСС и правительства.

В какой-то мере В.И. Маркова и министра радиопромышленности В. А. Калмыкова можно было понять. Пришла пора реализации проекта РЛС, а для этого нужно было решить колоссальные по сложности технологические и производственные задачи. Нужно было создать технологии и организовать массовое производство передающих модулей, фазостабильных кабелей, радиопрозрачных укрытий на высокую плотность мощности, цифровой приемной аппаратуры, серийное производство высокопроизводительных ЭВМ, организовать кооперацию более десятка военно-промышленных и общепромышленных министерств и многое-многое другое.

На фоне этих трудностей, как рояль в кустах, появился разработанный под руководством А.Н. Мусатова альтернативный проект РЛС «Дарьял-С». Суть предложения сводилась к некоторой модернизации РЛС «Дунай-ЗУ», приближавшей ее тактико-технические характеристики к заданным на РЛС «Дарьял», но существенно не достигавшими этого уровня. Такая альтернатива, опиравшаяся на уже существующие технологические и производственные возможности, конечно, была с сиюминутных позиций значительно более выгодной для руководства министерства, которое стимулировало и поддержало эту альтернативу. В то же время, кроме некоторого ущерба боевым возможностям и характеристикам СПРН, она ставила крест на возможности существенного прогресса радиолокационной техники и технологических прорывов в области создания высо-копотенциальных радиолокаторов.

По этим соображениям я резко выступил против альтернативного предложения и вступил в довольно острый конфликт с руководством. При этом случилось так, что начало атаки пришлось на время довольно длительной моей болезни, а замещавший меня А.А. Курикша не смог найти убедительных аргументов в защиту утвержденных проектных решений, и когда я вышел из больницы, то дискуссии были в полном разгаре. Пришлось пройти и выдержать процедуру самых разнообразных экспертиз. Борьба была очень жесткой и осложнялась многими факторами. Нашлись сторонники простой альтернативы у Заказчика и военно-промышленной комиссии. В РТИ тогда еще не было главного конструктора РЛС «Дарьял», многоопытный боец Ю.В. Поляк и его наиболее активные соратники были поглощены завершением работ на головной РЛС «Днепр» и проблемами создания радиолокационных узлов на базе этих РЛС и вели себя очень невыразительно по сравнению с напористой командой А.Н Мусатова из НИИДАР. В то же время приятно порадовал тогда молодой директор РТИ Б.П. Мурин. Будучи в общем-то специалистом другого профиля, он вместе со мной активно и аргументированно защищал разработку «Дарьяла» и смело брал на себя ответственность за ее реализуемость.

Итогом этой довольно длительной истории стал отказ от попытки ревизии принятых проектных решений. И здесь я должен отдать должное В.И. Маркову. Фактически выдвинув альтернативное предложение и попортив многими доступными ему способами немало нервов всем несогласным с ним, после того как его инициатива была отвергнута, он не встал в позу и сделал для организации производства и строительства РЛС «Дарьял» так много, что по праву может считаться одним из основных его создателей.

«Дарьял» принес мне еще немало очень острых переживаний. Когда станция уже приближалась к испытаниям и работала на высоком уровне мощности, на ней случился пожар, серьезно повредивший передающую систему. В те дни мы вместе с главным конструктором РЛС В.М. Иванцовым были на объекте в районе Мингечаура в Азербайджане, где создавался второй образец РЛС, и нужно было решить какие-то текущие вопросы. Как раз был воскресный день, можно было немного отдохнуть, и мы большой компанией поехали километров за сто от объекта на рыбалку на Мингечаурское водохранилище. Среди прочего там в большом количестве ловились замечательные раки. И вот, когда громадный котел с красными красавцами и все остальное, что к ним полагается, расположились в центре веселой компании и прозвучал первый тост, к берегу подъехала машина с посланцем с объекта. Он передал нам с Виктором Михайловичем указание министра немедленно лететь в Печору, ясную информацию о том, что следует сразу же, не заезжая на объект, ехать в Тбилиси, где нас ждет самолет, и совершенно неясную информацию, что в Печоре на головной РЛС «Дарьял» что-то случилось. Раков пришлось оставить. Ситуация была совершенно необычная, и несколько часов по пути до Тбилиси и ближайшего телефона ВЧ-связи нам пришлось здорово помучиться в неведении, предполагая самое худшее. Только после разговора с Печорой из Тбилиси стало ясно, что произошла беда, а не катастрофа, и можно было немного успокоиться.

Последовал трудный анализ причин пожара (было установлено, что причиной была не чья-то халатность, а очень резкое и не предсказываемое существовавшими дотоле методиками физическое явление фокусировки электромагнитной энергии в нештатной точке), разработка мер по устранению этих причин, общих мер повышения пожарной безопасности и восстановления антенны с внедрением всего комплекса этих мер.

Последний период восстановительных работ я вместе с В.М. Иванцовым и главным конструктором антенных систем Г.Г. Бубновым постоянно находился на объекте. Здесь же очень часто и подолгу присутствовало разное промышленное и военное руководство. И вот тогда, когда все предварительные проверки были закончены и предстояло вновь включить станцию на высокий уровень мощности, все руководство по разным причинам отбыло в Москву. Старшим военным начальником остался главный инженер специального управления Министерства обороны по созданию объектов СПРН В.В. Рожков. Именно войсковые части этого управления осваивали строящиеся объекты СПРН, осуществляли с участием промышленности их эксплуатацию на стадии создания, а затем обогащенные этим опытом переходили в состав армии ПРН. И только эксплуатационный расчет этой части юридически и физически мог изменить режим работы РЛС, для чего ему, конечно же, в данном случае нужно было решение руководства и соответствующая команда.

Вот с командой-то и оказалось трудно. Главком, первый заместитель Главкома, заместитель Главкома по вооружению, собственные министр и его заместитель — все оказались недосягаемы по телефону. Единственный, до кого удалось дозвониться, оказался М.И. Ненашев. На мои сетования он прямо сказал: «Что же ты хочешь? Все равно ты никого не найдешь! Вы там главные конструктора и принимайте решение сами. Будет все нормально, так хорошо, а сожжете станцию — можете сесть в тюрьму. Единственное, чем могу посодействовать, так это тем, что посоветую В.В. Рожкову под ваше гарантийное обязательство дать распоряжение командиру части исполнить предписание Главного конструктора».

Мы с В.М. Иванцовым и Г.Г. Бубновым последовали совету, подписали соответствующий документ, а В.В. Рожков, отчаявшись получить какие-либо четкие указания от вышестоящего командования и сам лично будучи убежден в правильности этого решения, отдал необходимые распоряжения. Глубокой ночью станция вышла в эфир на полную мощность, ничего страшного не случилось, мы провели на ней несколько часов, уточнили программу первоочередных проверок и уехали отдыхать в городские квартиры.

Вот здесь и пришлось пережить потрясение. Утром, узнав по телефону, что на станции все в порядке, и наскоро позавтракав, мы с Иванцовым поехали на объект. Минут через 20, когда машина поднялась на возвышенность, с которой открывался прекрасный вид на РЛС, мы увидели громадный столб черного дыма над зданием передающей позиции. Можно представить себе наше состояние. Виктор Михайлович мрачно пошутил: «Ну что, едем прямо или сразу налево?» (Туда вела дорога в печорскую исправительную колонию строгого режима). Я не менее мрачно ответил ему: «Все равно без особиста и конвоя не примут, так что давай сначала разберемся». По счастью, через 15 минут стало ясно, что в колонию ехать не нужно. Горел всего лишь рулон рубероида, который солдат из бригады по отделке здания пристройки к передающей антенне ухитрился уронить прямо на пылающий свежий сварочный шов. Дымит рубероид очень здорово, и издалека казалось, что горит антенна, так что вместе с этим несчастным рубероидом у нас с Иванцовым сгорело порядочно нервных клеток.

После назначения главным конструктором мой образ жизни и режим работы здорово изменился. С 1970 по 1987 год около четверти жизни я провел на дальних объектах, расположенных по всей периферии нашей громадной страны от Закарпатья и Крыма на западе до Приморья и Камчатки на востоке и от Кольского полуострова и Заполярья на севере до Азербайджана и Таджикистана на юге. Летал я по ним с разными целями. Сначала выбор конкретной дислокации объекта. Потом личное знакомство с состоянием и контроль за ходом капитального строительства, монтажных и настроечных работ на общеинженерном и специальном технологическом оборудовании с оперативным решением бесчисленного множества вопросов. Затем автономные конструкторские и государственные испытания средств и, наконец, их информационная и функциональная стыковка с командным пунктом системы, отработка взаимодействия и испытания в составе системы. Вопросов было больше чем достаточно. Летал я по объектам и один и вместе со своими коллегами-разработчиками, а часто вместе с руководящими представителями Министерства обороны —Генерального штаба, войск ПВО, Заказчика и военных строителей.

В этих поездках я приобрел много соратников, добрых товарищей и друзей, каждый из которых внес большой вклад в создание системы. Из гражданских коллег просто не могу не упомянуть о начальнике 10-го главного управления Минрадиопрома В.Г. Дудко (через этот главк В.И. Марков осуществлял управление НПО «Комета» и всеми строительными и монтажно-настроечными работами на объектах), его ближайших помощниках В.В. Фадееве и В.И. Курышеве, начальнике и главном инженере ГПТП В.Н. Казанцеве и И. А. Ярыгине, которые со своим коллективом и тащили тяжелейший воз монтажных и строительных работ. Со всеми ими мне довелось пережить много трудностей и радостей.

Быстрому и масштабному развертыванию работ по СПРН много способствовал один из главных инициаторов ее создания заместитель начальника Генерального штаба В.В. Дружинин. Его повседневная деятельность и частые инспекционные поездки по объектам, а также научные труды хорошо запомнились всем участвовавшим на том этапе в работах по созданию СПРН. Всем нам повезло, что многие годы в Генеральном штабе интересы СПРН и других компонент РКО представлял начальник направления Главного оперативного управления А.А. Феденко. Он блестяще отстаивал эти интересы перед руководством Генерального штаба и умел добиваться приоритетного выделения финансовых и материальных ресурсов.

Очень хорошо сработались мы с М.М. Коломийцем. Руководимое им специальное управление по вводу в строй объектов СПРН начинало работу на них с первого колышка после выбора дислокации. Его люди принимали первые десанты военных строителей, организовывали и координировали работу строительных и промышленных монтажных организаций, принимали сначала на хранение, а затем в эксплуатацию инженерное оборудование и технологическую аппаратуру, формировали, воспитывали и передавали в армию войсковые части объектов. Всей этой громадной по объему и сложности работой многие годы умело руководили замечательный человек Михаил Маркович и когорта его помощников И.Д. Аркадьев, В.В. Рожков, С.А.Сандригайло и другие.

Близко познакомился я на деловой основе и с руководителями военных строителей Н.Ф. Шестопаловым и К.М. Вертеловым. Эти люди, на плечах которых лежало руководство громадной программой капитального строительства Министерства обороны, отдали много сил реализации и той части этой программы, которая относилась к объектам РКО. Замечательный, без преувеличения великий строитель Константин Михайлович Вертелов поражал своим глубочайшим знанием всех деталей строительства каждого из объектов и умением оперативно и эффективно разрешать бесчисленные трудности.

Вообще хочется отдать дань восхищения военным строителям, начальникам УНР, командирам стройотрядов, прорабам, инженерам, техникам и солдатам. Им приходилось работать в значительно более сложных условиях, чем коллегам по промышленному и городскому жилищному строительству. Глухие и дальние места строительства, отсутствие дорог и прочих коммуникаций, особая специфика требований к инженерной стойкости и инженерному обеспечению зданий и сооружений, необходимость гарантированного электро-, водо- и теплообеспечения и многие другие сложности необходимо было преодолеть им, чтобы создать уникальные технологические сооружения и удобные для жизни города, городки и поселки для военнослужащих и их семей. Честь и хвала этим солдатам строительного фронта.