Синичкин календарь сентябрь октябрь ноябрь. Календарь природы

— А теперь какой месяц будет? — спросила Зинька у Старого Воробья.

— Теперь будет сентябрь, — сказал Старый Воробей. — Первый месяц осени.

И правда: уже не так стало жечь солнце, дни стали заметно короче, ночи — длиннее, и всё чаще стали лить дожди.

Первым делом осень пришла в поле. Зинька видела, как день за днём люди свозили хлеб с поля в деревню, из деревни — в город. Скоро совсем опустело поле, и ветер гулял в нём на просторе. Потом раз вечером ветер улёгся, тучи разошлись с неба. Утром Зинька не узнала поля: всё оно было в серебре, и тонкие-тонкие серебряные ниточки плыли над ним по воздуху. Одна такая ниточка, с крошечным шариком на конце, опустилась на куст рядом с Зинькой. Шарик оказался паучком, и Синичка, недолго думая, клюнула его и проглотила. Очень вкусно! Только нос весь в паутине.

А серебряные нити-паутинки тихонько плыли над полем, опускались на жнитво, на кусты, на лес: молодые паучки рассеялись так по всей земле. Покинув свою летательную паутинку, паучки отыскивали себе щёлку в коре или норку в земле и прятались в неё до весны. В лесу уже начал желтеть, краснеть, буреть лист. Уже птичьи семьи-выводки собирались в стайки, стайки — в стаи. Кочевали всё шире по лесу: готовились в отлёт.

То и дело откуда-то неожиданно появлялись стаи совсем незнакомых Зиньке птиц — долгоносых пёстрых куликов, невиданных уток. Они останавливались на речке, на болотах; день покормятся, отдохнут, а ночью летят дальше — в ту сторону, где солнце бывает в полдень. Это пролетали с далёкого севера стаи болотных и водяных птиц.

Раз Зинька повстречала в кустах среди поля весёлую стайку таких же, как она сама, синиц: белощёкие, с жёлтой грудкой и длинным чёрным галстуком до самого хвостика. Стайка перелетела полем из леска в лесок.

Не успела Зинька познакомиться с ними, как из-под кустов с шумом и криком взлетел большой выводок полевых куропаток. Раздался короткий страшный гром — и Синичка, сидевшая рядом с Зинькой, не пискнув, свалилась на землю. А дальше две куропатки, перевернувшись в воздухе через голову, замертво ударились о землю. Зинька до того перепугалась, что осталась сидеть, где сидела, ни жива ни мертва.

Когда она пришла в себя, около неё никого не было — ни куропаток, ни синиц.

Подошёл бородатый человек с ружьём, поднял двух убитых куропаток и громко крикнул:

— Ay! Манюня!

Пробегая мимо куста, она увидела на земле упавшую с ветки Синичку, остановилась, наклонилась, взяла её в руки. Зинька сидела в кусту не шевелясь.

Девочка что-то сказала отцу, отец дал ей фляжку, и Манюня спрыснула из неё водой Синичку. Синичка открыла глаза, вдруг вспорхнула — и забилась в куст рядом с Зинькой.

Манюня весело засмеялась и вприпрыжку побежала за уходившим отцом.

Октябрь

— Скорей, скорей! — торопила Зинька Старого Воробья. — Скажи мне, какой наступает месяц, и я полечу назад в лес: там у меня больной товарищ.

И она рассказала Старому Воробью, как бородатый охотник сшиб с ветки сидевшую рядом с ней Синичку, а девочка Манюня спрыснула водой и оживила её.

Узнав, что новый месяц, второй месяц осени, называется октябрь, Зинька живо вернулась в лес.

Её товарища звали Зинзивер. После удара дробинкой крылышки и лапки ещё плохо повиновались ему. Он с трудом долетел до опушки. Тут Зинька отыскала ему хорошенькое дуплишко и стала таскать туда для него червячков-гусениц, как для маленького. А он был совсем не маленький: ему было уже два года, и, значит, он был на целый год старше Зиньки.

Через несколько дней он совсем поправился. Стайка, с которой он летал, куда-то исчезла, и Зинзивер остался жить с Зинькой. Они очень подружились.

А осень пришла уже и в лес. Сперва, когда все листья раскрасились в яркие цвета, он был очень красив. Потом подули сердитые ветры. Они сдирали жёлтые, красные, бурые листья с веток, носили их по воздуху и швыряли на землю.

Скоро лес поредел, ветки обнажились, а земля под ними покрылась разноцветными листьями.

Пролетели с далёкого севера, из тундр, последние стаи болотных птиц.

Теперь каждый день прибывали новые гости из северных лесов: там уже начиналась зима.

Не всё и в октябре дули сердитые ветры, не всё лили дожди: выдавались и погожие, сухие и ясные дни. Нежаркое солнышко светило приветливо, прощаясь с засыпающим лесом. Потемневшие на земле листья тогда высыхали, становились жёсткими и хрупкими. Ещё кое-где из-под них выглядывали грибы — грузди, маслята.

Но хорошую девочку Манюню Зинька и Зинзивер больше уже не встречали в лесу.

Синички любили спускаться на землю, прыгать по листьям — искать улиток на грибах.

Раз они подскочили так к маленькому грибу, который рос между корнями белого берёзового пня.

Вдруг по другую сторону пня выскочил серый, с белыми пятнами зверь.

Зинька пустилась было наутёк, а Зинзивер рассердился и крикнул:

— Пинь-пинь-черр! Ты кто такой?

Он был очень храбрый и улетал от врага, только когда враг на него кидался.

— Фу! — сказал серый пятнистый зверь, кося глазами и весь дрожа. — Как вы с Зинькой меня напугали! Нельзя же так топать по сухим, хрустким листьям! Я думал, что Лиса бежит или Волк. Я же Заяц, беляк я.

— Неправда! — крикнула ему с дерева Зинька. — Беляк летом серый, зимой белый, я знаю. А ты какой-то полубелый.

— Так ведь сейчас ни лето, ни зима! И я ни серый, ни белый. — И заяц захныкал: — Вот сижу у берёзового пенька, дрожу, шевельнуться боюсь: снегу ещё нет, а у меня уж клочья белой шерсти лезут. Земля чёрная. Побегу по ней днём — сейчас меня все увидят. И так ужасно хрустят сухие листья! Как тихонько ни крадись, прямо гром из-под ног.

— Видишь, какой он трус, — сказал Зинзивер Зиньке. — А ты его испугалась. Он нам не враг.

Ноябрь

Враг — и страшный враг— появился в лесу в следующем месяце. Старый Воробей назвал этот месяц ноябрём и сказал, что это третий, и последний, месяц осени.

Враг был очень страшный, потому что он был невидимка. В лесу стали пропадать и маленькие птички и большие, и мыши, и зайцы.

Только зазевается зверёк, только отстанет от стаи птица — всё равно, ночью, днём ли, — глядь, их уж и в живых нет.

Никто не знал, кто этот таинственный разбойник: зверь ли, птица или человек? Но все боялись его, и у всех лесных зверей и птиц только и было разговору, что о нём. Все ждали первого снега, чтобы по следам около растерзанной жертвы опознать убийцу.

Первый снег выпал однажды вечером. А на утро следующего дня в лесу не досчитались одного Зайчонка.

Нашли его лапку. Тут же, на подтаявшем уже снегу, были следы больших, страшных когтей. Это могли быть когти зверя, могли быть когти и крупной хищной птицы. А больше ничего не оставил убийца: ни пера, ни шерстинки своей.

— Я боюсь, — сказала Зинька Зинзиверу. — Ох, как я боюсь! Давай улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки.

Они полетели на реку. Там были старые дуплистые ивы-ракиты, где они могли найти себе приют.

— Знаешь, — говорила Зинька, — тут место открытое. Если и сюда придёт страшный разбойник, он тут не может подкрасться так незаметно, как в тёмном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него.

И они поселились за речкой.

Осень пришла уже и на реку. Ивы-ракиты облетели, трава побурела и поникла. Снег выпадал и таял. Речка ещё бежала, но по утрам на ней был ледок. И с каждым морозцем он рос. Не было по берегам и куликов. Оставались ещё только утки. Они крякали, что останутся тут на всю зиму, если река вся не покроется льдом. А снег падал и падал — и больше уж не таял.

Только было синички зажили спокойно, вдруг опять тревога: ночью неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу — на краю своей стаи.

— Это он, — говорила, дрожа, Зинька. — Это невидимка. Он всюду: и в лесу, и в поле, и здесь, на реке.

— Невидимок не бывает, — говорил Зинзивер. — Я выслежу его, вот постой!

И он целыми днями вертелся среди голых веток на верхушках старых ив-ракит: высматривал с вышки таинственного врага. Но так ничего и не заметил подозрительного.

И вот вдруг — в последний день месяца — стала река. Лёд разом покрыл её и больше уж не растаял. Утки улетели ещё ночью.

Тут Зиньке удалось наконец уговорить Зинзивера покинуть речку: ведь теперь враг мог легко перейти к ним по льду. И всё равно Зиньке надо было в город: узнать у Старого Воробья, как называется новый месяц.

Зинька была молодая синичка, и своего гнезда у нее не было. Целый день она перелетала с места на место, прыгала по заборам, по ветвям, по крышам, синицы народ бойкий. А к вечеру присмотрит себе пустое дупло или щелку какую под крышей, забьется туда, распушит попышней свои перышки, кое-как и переспит ночку. Но раз среди зимы посчастливилось ей найти свободное воробьиное гнездо. Помещалось оно над окном за оконницей. Внутри была целая перина мягкого пуха. И в первый раз, как вылетела из родного гнезда, Зинька заснула в тепле и покое. Вдруг ночью ее разбудил сильный шум. Шумели в доме, из окна бил яркий свет. Синичка испугалась, выскочила из гнезда и, уцепившись коготками за раму, заглянула в окно. Там в комнате стояла большая под самый потолок елка, вся в огнях, и в снегу, и в игрушках. Вокруг нее поыгали и кричали дети. Зинька никогда раньше не видела, чтобы люди так вели себя по ночам. Ведь она родилась только прошлым летом и многого еще на свете не знала. Заснула она далеко за полночь, когда люди в доме наконец успокоились и в окне погас свет. А утром Зиньку разбудил веселый, громкий крик воробьев. Она вылетела из гнезда и спросила их: Вы что, воробьи, раскричались? И люди сегодня всю ночь шумели, спать не давали. Что такое случилось? Как? удивились воробьи. Разве ты не знаешь какой сегодня день? Ведь сегодня Новый год, вот все и радуются и люди и мы. Как это Новый год? не поняла синичка. Ах ты, желторотая! зачирикали воробьи. Да ведь это самый большой праздник в году! Солнце возвращается к нам и начинает свой календарь. Сегодня первый день января. А что это "январь", "календарь"? Фу, какая ты еще маленькая! возмутились воробьми. Календарь это расписание работы солнышка на весь год. Год состоит из месяцев, и январь - его первый месяц, носик года. За ним идет еще десять месяцев столько, сколько у людей пальцев на передних лапах: февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь. А самый последний месяц, двенадцатый, хвостик года декабрь. Запомнила? Не-ет, сказала синичка. Где же сразу столько запомнить! "Носик", "десять пальцев" и "хвостик" запомнила. А называются они все уж больно мудрено. Слушай меня, сказал тогда Старый Воробей. Ты летай себе по садам, полям и лесам, летай да присматривайся, что кругом делается. А как услышишь, что месяц кончается, прилетай ко мне. Я тут живу, на этом доме под крышей. Я буду тебе говорить, как каждый месяц называется. Ты все их по очереди и запомнишь. Вот спасибо! обрадовалась Зинька. Непременно буду прилетать к тебе каждый месяц. До свиданья! И она полетела и летала целых тридцать дней, а на тридцать первый вернулась и рассказала Старому Воробью все, что приметила. И Старый Воробей сказал ей: Ну вот, запомни: январь первый месяц года начинается с веселой елки у ребят. Солнце с каждым днем понемножечку начинает вставать раньше и ложиться позже. Свету день ото дня прибывает, а мороз все крепчает. Небо все в тучах. А когда проглянет солнышко, тебе, синичке, хочется петь. И ты тихонько пробуешь голос: "Зинь-зинь-тю! Зинь-зинь-тю!"

ФЕВРАЛЬ

Опять выглянуло солнышко, да такое веселое, яркое. Оно даже пригрело немножко, с крыш повисли сосульки, и по ним заструилась вода. "Вот и весна начинается", решила Зинька. Образовалась и запела звонко: Зинь-зинь-тан! Зинь-зинь-тан! Скинь кафтан! Рано, пташечка, запела, сказал ей Старый Воробей. Смотри еще, сколько морозу будет. Еще наплачемся. Ну да! не поверила синичкао. Полечу-ка нынче в лес, узнаю, какие там новости. И полетела. В лесу ей очень понравилось: такое множество деревьей! Ничего, что все ветки залеплены снегом, а на широких лапах елок навалены целые сугробики. Это даже очень красиво. А прыгнешь на ветку снег так и сыплется и сверкает разноцветными искрами. Зинька прыгала по веткам, стряхивала с них снег и осматривала кору. Глазок у нее острый, бойкий ни одной трещинки не пропустит. Зинька тюк острым носиком в трещинку, раздоллбит дырочку пошире и тащит из-под коры какого-нибудь насекомыша-букарашку. Много насекомышей набивается на зиму под кору от холода. Зинька вытащит и съест. Так кормится. А сама примечает, что кругом. Смотрит: лесная мышь из-под снега выскочила. Дрожит, вся взъерошилась. Ты чего? Зинька спрашивает. Фу, напугалась! говорит лесная мышь. Отдышалась и рассказываает: Бегала я в куче хвыороста под снегом, да вдруг и провалилась в глубокую яму. А это, оказывается, медведицына берлога. Лежит в ней медведица, и два махоньких новорожденных медвежонка у нее. Хорошо, что они крепко спали, меня не заметили. Полетела Зинька дальше в лес; дятла встретила, красношапочника. Подружилась с ним. Он своим крепким граненым носом большие куски коры ломает, жирных личинок достает. Синичке после него тоже кое-что перепадает. Летает Зинька за дятлом, веселым колокольчиком звенит по лесу: Каждый день все светлей, все веселей, все веселей! Вдруг зашипело вокруг, побежала по лесу поземка, загудел лес, и стало в нем темно, как вечером. Откуда ни возьмись, налетел ветер, деревья закачались, полетели сугробики с еловых лап, снег посыпал, завился - началась пурга. Зинька присмирела, сжалась в комочек, а ветер так и рвет ее с ветки, перья ерошит и леденит под ними тельце. Хорошо, что дятел пустил ее в свое запасное дупло, а то пропала бы синичка. День и ночь бушевала пурга, а когда улеглась и Зинька выглянула из дупла, она не узнала леса, так он весь был залеплен снегом. Голодные волки промелькнули между деревьями, увязая по брюхо в рыхлом снегу. Внизу под деревьями валялись обломанные ветрром сучья, черные, с содранной корой. Зинька слетела на один из них поискать под корой насекомышей. Вдруг из-под снега зверь! Выпрыгнул и сел. Сам весь белый, уши с черными точками держит торчком. Сидит столбиком, глаза на Зиньку выпучил. У Зиньки от страха и крылышки отнялись. Ты кто? пискнула. Я беляк. Заяц я. А ты кто? Ах, заяц! обрадовалась Зинька. Тогда я тебя не боюсь. Я синичка. Она хоть раньше зайцев в глаза не видала, но слышала, что они птиц не едят и сами всех боятся. Ты тут и живешь, на земле? спросила Зинька. Тут и живу. Да ведь тебя тут совсем занесет снегом! А я и рад. Пурга все следы замела и меня занесла вот волки рядом пробежали, а меня и не нашли. Подружилась Зинька и с зайцем. Так и прожила в лесу целый месяц, и все было: то снег, то пурга, а то и солнышко выглянет, денек простоит погожий, но все равно холодно. Прилетела к Старому Воробью, рассказала ему все, что приметила, он и говорит: Запоминай: вьюги да метели под февраль полетели. В феврале лютеют волки, а у медведицы в берлоге медвежатки родятся. Солнышко веселей светит и дольше, но морозы еще крепкие. А теперь лети в поле.

МАРТ

Полетела Зиньтка в поле. Синичке ведь где хочешь жить можно: были бы хоть кустики, а уж на себя прокормит. В поле, в кустах, жили серые куропатки красивые такие полевые курочки с шоколадной подковкой на груди. Целая стая их тут жила, зерна из-под снега выкапывала. А где же тут спать? спросила у них Зинька. А ты делай, как мы, говорят куропатки. Вот гляди. Поднялись все на крылья, разлетелись пошибче да бух с разлету в снег! Снег сыпучий, обсыпался и прикрыл их. И сверху их никто не увидит, и тепло им там, на земле, под снегом. "Ну нет, думает Зинька, синички так не умеют. Поищу себе получше почлега". Нашла в кустах кем-то брошенную плетеную корзиночку, забралась в нее, да и заснула там. И хорошо, что так сделала. День-то простоял солнечный. Снег наверху подтаял, рыхлый стал. А ночью мороз ударил. Утром проснулась Зинька, ждет где же куропатки? Нигде их не видно. А там, где они вечером в снег нырнули, наст блестит ледяная корка. Поняла Зинька, в какую беду попали куропатки: сидят теперь, как в тюрьме, под ледяной крышей и выйти не могут. Пропадут там под ней все до одной! Что тут делать? Да ведь синички боевой народ. Зинька слетела на наст и давай долбить его крепким своим, острым носиком. И продолбила, большую дырку сделала. И выпустила куропаток из тюрьмы. Вот уж они ее хвалили, благодарили! Натаскали ей зерен, семечек разных: Живи с нами, никуда не улетай! Она и жила. А солнце день ото дня ярче, день ото дня жарче. Тает, тает в поле снег. И уж так его мало осталось, что больше не ночевать в нем куропаткам: мелок стал. Перебрались куропатки в кустарник спать, под Зинькиной корзинкой. И вот, наконец, в поле на пригорках показалпась земля. И как же все ей обрадовались! Тут не прошло и трех дней откуда ни возьмись, уж сидят на проталинах черные, с белыми носами грачи. Здравствуйте! С прибытием! Ходят важные, тугим пером поблескивают, носами землю ковыряют: червяков да личинок из нее потаскивают. А скоро за ними и жаворонки и скворцы прилетели, песнями залились. Зинька с радости звенит-зщахлебывается: Зинь-зинь-на! Зинь-зинь-на! К нам весна! К нам весна! К нам воесна! Так с этой песенкой и прилетела к Старому Воробью. И он ей сказал: Да. Это месяц март. Прилетели грачи, значит, правда весна началась. Весна начинается в поле. Теперь лети на реку.

АПРЕЛЬ

Полетела Зинька на реку. Летит над полем, летит над лугом, слышит: всюду ручьи поют. Поют ручьи, бегут ручьи, все к реке собираются. Прилетела на реку, а река страшная: лед на ней посинел, у берегов вода выступает. Видит Зинька: что ни день, то больше ручьев бежит к реке. Проберется ручей по овражку незаметно под снегом и с берега прыг в реку! И скоро многое множество ручьев, ручейков и ручьишек набилось в реку под лед попрятались. Тут прилетела тоненькая черно-белая птичка, бегает по берегу, длинным хвостиком покачивает, пищит: Пи-лик! Пи-лик! Ты что пищишь! спрашивает Зинька. Что хвостиком размахиваешь? Пи-лик! отвечает тоненькая птичка. Разве ты не знаешь, как меня зовут? Ледоломка. Вот сейчас раскачаю хвост, да как тресну им по льду, так лед и лопнет, и река пойдет. Ну да! не поверила Зинька. Хвастаешь. Ах так! говорит тоненькая птичка. Пи-лик! И давай еще пуще хвостик раскачивать. Тут вдруг как бухнет где-то вверху по реке, будто из пушки! Ледоломка порх и с перепугу так крылышками замахала, что в одну минуту из глаз пропала. И видит Зинька: треснул лед, как стекло. Это ручьи все, что набежали в реку, как понатужились, нажали снизу лед и лопнул. Лопнул и распался на льдины, большие и малые. Река пошла. пошла и пошла, и уж никому ее не остановить. Закачались на ней льдины, поплыли, бегут, друг друга кружат, а тех, что сбоку, на берег выталкивают. Тут сейчас же и всякая водяная птица налетела, точно где-то здесь, рядом, за углом ждала: утки, чайки, кулики-долгоножки. И, глядь, Ледоломка вернулась, по берегу ножонками семенит, хвостом качает. Все пищат, кричат, веселятся. Кто рыбку ловит, ныряет за ней в воду, кто носом в тину тыкает, ищет там что-то, кто мушек над берегом ловит. Зинь-зинь-хо! Зинь-зинь-хо! Ледоход, ледоход! запела Зинька. И полетела рассказать Старому Воробью, что видела на реке. И старый Воробей сказал ей: Вот видишь: сперва весна приходит в поле, а потом на реку. Запомни: месяц, в который у нас реки освобождаются ото льда, называется апрель. А теперь лети-ка опять в лес: увидишь, что там будет. И Зинька скорей полетела в лес.

МАЙ

В лесу еще было полно снегу. Он спрятался под кустами и деревьями, и солнцу трудно было достать его там. В поле давно уже зеленела посеянная с осени рожь, а лес все еще стоял голый. Но уже было в нем весело, не то что зимой. Налетело много разных птиц, и все они порхали между деревьями, прыгали по земле и пели, пели на ветвях, на макушках деревьев и в воздухе. Солнце теперь вставало очень рано, ложилось поздно и так усердно светило всем на земле и так грело, что жить стало легко. Синичке больше не надо было заботиться о ночлеге: найдет свободное дупло хорошо, не найдет и так переночует где-нибудь на ветке или в чаще. И вот раз вечерком ей показалось, будто лес в тумане. Легкий зеленоватый туман окутал все березы, осины, ольхи. А когда на следующий день над лесом поднялось солнце, на каждой березе, на всякой веточке показались точно маленькие зеленые пальчики: это стали распускаться листья. Тут и начался лесной праздник. Засвистал, защелкал в кустах соловей. В каждой луже урчали и квакали лягушки. Цвели деревья и ландыши. Майские жуки с гуденьем носились между ветвями. Бабочки порхали с цветка на цветок. Звонко куковала кукушка. Друг Зиньки дятел-красношапочник и тот не тужил, что не умеет петь: отыщет сучок посуше и так лихо барабанит по нему носом, что по всему лесу слышна звонкая барабанная дробь. А дикие голуби поднимались высоко над лесом и проделывали в воздухе головокружительные фокусы и мертвые летли. Каждый веселился на свой лад, кто как умел. Зиньке все было любопытно. Зинька всюду поспевала и радовалась вместе со всеми. По утрам на заре слышала Зинька чьи-то громогласные крики, будто в трубы кто-то трубил где-то за лесом. Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и сосенки на нем растут. И ходят на боботе такие большие птицы, каких никогда еще Зинька не видела, прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие. Вдруг подняли они свои шеи, как трубы, да как затрубят, как загремят: Тррру-рру-у! Тррру-рру! Совсем оглушили синичку. Потом один растопырил крылья и пушистый свой хвост, поклонился до земли соседям да вдруг и пошел в пляс: засмеменил, засеменил ногами и пошел по кругу, все по кругу; то одну ногу выкинет, то другую, то поклонится, то подпрыгнет, то вприсядку пойдет умора! А другие на него смотрят, собрались кругом, крыльями враз хлопают. Не у кого было Зиньке спросить в лесу, что это за птицы-великаны, и полетела она в город к Старому Воробью. И Старый Воробей сказал ей: Это журавли; птицы серьезные, почтенные, а сейчас видишь, что выделывают. Потому это, что пришел веселый месяц май, и лес оделся, и все цветы цветут, и все пташки поют. Солнце теперь всех обогрело и светлую всем радость дало.

ИЮНЬ

Решила Зинька: "Полечу-ка я нынче по всем местам: и в лес, и в поле, и на реку... Все осмотрю". Первым делом наведалась к старому другу своему дятлу-красношапочнику. А он как увидел ее издали, так и закричал: Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои владения! Очень удивилась Зинька. И крепко на дятла обиделась: вот тебе и друг! Вспомнила о полевых куропатках, серых, с шоколадной подковкой на груди. Прилетела к ним в поле, ищет куропаток нет их на старом месте! А ведь целая стая была. Куда все подевались? Летала-летала по полю, искала-искала, насилу одного петушка нашла: сидит во ржи, а рожь уж высокая, кричит: Чир-вик! Чир-вик! Зинька к нему. А он ей: Чир-вик! Чир-вик! Чичире! Пошла, пошла отсюда! Как так! рассердилась синичка. Давно ли я всех вас от смерти спасла из ледяной тюрьмы выпустила, а теперь ты меня и близко к себе не пускаешь? Чир-вир! смутился куропачий петушок. Правда, от смерти спасла. Мы это все помним. А все-таки лети от меня подальше: теперь время другое, мне вот как драться хочется! Хорошо, у птиц слез нет, а то, наверно, заплакала бы Зинька, уж так ей обидно, так горько стало! Повернулась молча, полетела на реку. Летит над кустами, вдруг из кустов серый зверь! Зинька так и шарахнулась в сторону. Не узнала? смеется зверь. А ведь мы с тобой старые друзья. А ты кто? спрашивает Зинька. Заяц я. Беляк. Какой же ты беляк, когда ты серый? Я помню беляка: он весь белый, только на ушках черное. Это я зимой белый: чтобы на снегу меня видно не было. А летом я серый. Ну и разговорились. Ничего, с ним не ссорились. А потом Старый Воробей и объяснил Зиньке, Это месяц июнь начало лета. У всех нас, у птиц, в это время гнезда, а в гнездах драгоценные яички и птенчики. К своим гнездам мы никого не подпускаем ни врага, ни друга: и друг может нечаянно разбить яичко. У зверей тоже детеныши, звери тоже никого к своей норе не подпустят. Один заяц без забот: растерял своих детишек по всему лесу, и думать о них забыл. Да ведь зайчаткам мать-зайчиха нужна только в первые дни: попьют они материнское молочко несколько дней, а потом сами травку зубрят. Теперь, - прибавил Старый Воробей, солнце в самой силе, и самый длинный у него трудовой день. Теперь на земле все найдут, чем набить своим малышам животики.

ИЮЛЬ

С новогодней елки, сказал Старый Воробей, прошло уже шесть месяцев, ровно полгода. Запомни, что второе полугодие начинается в самый разгар лета. А пошел теперь месяц июль. А это самый хороший месяц и для птенцов и для зверят, пиотому что кругом всего очень много: и солнечного света, и тепла, и разной вкусной еды. Спасибо, сказала Зинька. И полетела. "Пора мне остепениться, подумала она. Дупел в влесу много. Займу, какое мне понравится свободное, и заживу в нем своим домком!" Задумать-то задумала, да не так просто оказалось это сделать. Все дупла в лесу заняты. Во всех гнездах птенцы. У кого еще крохотки, голенькие, у кого в пушку, а у кого и в перышках, да все равно желторотые, целый день пищат, есть просят. Родители хлопочут, взад-вперед летают, ловят мух, комаров, ловят бабочек, собирают гусениц-червячков, а сами не едят: все птенцам носят. И ничего: не жалуются, еще песни поют. Скучно Зиньке одной. "Дай, думает, я помогу кому-нибудь птенчиков покормить. Мне спасибо скажут". Нашла на ели бабочку, схватила в клюв, ищет, кому бы дать. Слышит на дубу пищат маленькие щеглята, там их гнездо на ветке. Зинька скорей туда и сунула бабочку одному щегленку в разинутый рот. Щегленок глотнул, а бабочка не лезет: велика больно. Глупый птенчик старается, давится ничего не выходит. И стал уже задыхаться. Зинька с испугу кричит, не знает, что делать. Тут щеглиха прилетела. Сейчас раз! ухватила бебочку, вытащила у щегленка из горола и прочь бросила. А Зиньке говорит: Марш отсюда! Ты чуть моего птенцика не погубила. Разве можно давать маленькому целую бабочку? Даже крылья ей не оторвала! Зинька кинулась в чащу, там спряталась: и стыдно ей, и обидно. Потом много дней по лесу летала, нет, никто ее в компанию к себе не принимает! А что ни день, то больше в лес приходит ребят. Все с корзиночками, веселые; идут песни поют, а потом разойдутся и ягоды собирают: и в рот и в корзиночки. Уже малина поспела. Зинька все около них вертится, с ветки на ветку перелетает, и веселей синичке с ребятами, хоть она их языка не понимает, а они ее. И случилось раз: одна маленькая девочка забралась в малинник, идет тихонько, ягоды берет. А Зинька над нею по деревьям порхает. И вдруг видит: большой страшный медведь в малиннике. Девочка как раз к нему подходит, его не видит. И он ее не видит: тоже ягоды собирает. Нагнет лапой куст и себе в рот. "Вот сейчас, думает Зинька, наткнется на него девочка страшилище это ее и съест! Спасти, спасти ее надо!" И закричала с дерева по-своему, по-синичьему: Зинь-зинь-вень! Девочка, девочка! Тут медведь. Убегай! Девочка и внимания на нее не обратила: ни слова не поняла. А медведь-страшилище понял: разом поднялся на дыбы, оглядывается: где девочка? "Ну, решила Зинька, пропала маленькая!" А медведь увидел девочку, опустился на все чтерые лапы да как кинется от нее наутек через кусты! Вот удивилась Зинька: "Хотела девочку от медведя спасти, а спасла медведя от девочки! Такое страшилище, а маленького человечка боится!" С тех пор, встречая ребят в лесу, синичка пела им звонкую песенку: Зинь-зань-ле! Зань-зинь-ле! Кто пораньше встает, Тот грибы себе берет, А сонливый да ленивый Идут после за крапивой. Эта маленькая девочка, от которой убежал медведь, всегда приходила в лес первая и уходила из лесу с полной корзинкой.

АВГУСТ

После июля, сказал Старый Воробей, идет август. Третий и, заметь себе это, последний месяц лета. Август, повторила Зинька. И принялась думать, что ей в этом месяце делать. Ну, да ведь она была синичка, а синички долго на одном месте усидеть не могут. Им бы все порхать да скакать, по веткам лазать то вверх, то вниз головой. Много так не надумаешь. Пожила немножко в городе скучно. И сама не заметила, как опять очутилась в лесу. Очутилась в лесу и удивляется: что там со всеми птицами сделалось? Только что все гнали ее, близко к себе и к своим птенцам не подпускали, а теперь только и слышит: "Зинька, лети к нам!", "Зинька, сюда!", "Зинька, полетай с нами!", "Зинька, Зинька, Зинька!". Смотрит все гнезда пустые, все дупла свободные, все птенцы выросли и летать научились. Дети и родители все вместе живут, так выводками и летают, а уж на месте никто не сидит, и гнезда им больше не нужны. И гостье все рады: веселей в компании-то кочевать. Зинька то к одним пристанет, то к другим; один день с хохлатыми синичками проведет, другой с гаечками-пухлячками. Беззаботно живет: тепло, светло, еды сколько хочешь. И вот удивилась Зинька, когда белку встретила и разговарилась с ней. Смотрит белка с дерева на землю спустилась и что-то ищет там в траве. Нашла гриб, схватила его в зубы и марш с ним назад на дерево. Нашла там сучочек острый, ткнула на него гриб, а есть не есть его: поскакала дальше. И опять на землю грибы искать. Зинька подлетела к ней и спрашивает: Что ты, белочка, делаешь? Зачем не ешь грибы, а на сучки их накалываешь? Как зачем? отвечает белка. Впрок собираю, сушу в запас. Зима придет пропадешь без запаса. Стала тут Зинька примечать: не только белки многие зверюшки запасы себе собирают. Мышки, полевки, хомяки с поля зерна за щеками таскают в свои норки, набивают там свои кладовочки. Начала и Зинька кое-что припрятывать на черный день; найдет вкусные семечки, поклюет их, а что лишнее сунет куда-нибудь в кору, в щелочку. Соловей это увидел и смеется: Ты что же, синичка, на всю долгую зиму хочешь запасы сделать? Этак тебе тоже нору копать впору. Зинька смутилась. А ты как же, спрашивает, зимой думаешь? Фьють! свистнул соловей. Придет осень, я отсюда улечу. Далеко-далеко улечу, туда, где и зимой тепло и розы цветут. Там сытно, как здесь летом. Да ведь ты соловей, говорит Зинька, тебе что: сегодня здесь спел, а завтра там. А я синичка. Я где родилась, там всю жизнь и проживу. А про себя подумала: "Пора, пора мне о своем домке подумать! Вот уж и люди в поле вышли - убирают хлеб, увозят с поля. Кончается лето, кончается..."

СЕНТЯБРЬ

А теперь какой месяц будет? спросила Зинька у Старого Воробья. Теперь будет сентябрь, сказал Старый Воробей. Первый месяц осени. И правда: уже не так стало жечь солнце, дни стали заметно короче, ночи - длиннее, и все чаще стали лить дожди. Первым делом осень пришла в поле. Зинька видела, как день за днем люди свозили хлеб с поля в деревню, из деревни в город. Скоро совсем опустело поле, и ветер гулял в нем на просторе. Потом раз вечером ветер улегся, тучи разошлись с неба. Утром Зинька не узнала поля: все оно было в серебре, и тонкие-тонкие серебряные ничточки плыли над ним по воздуху. Одна такая ниточка, с крошечным шариком на конце, опустилась на куст рядом с Зинькой. Шарик оказался паучком, и синичка, недолго думая, клюнула его и проглотила. Очень вкусно! Только нос весь в паутине. А серебряные нити-паутинки тихонько плыли над полем, опускались на жнитво, на кусты, на лес: молодые паучки рассеялись так по всей земле. Покинув свою летательную паутинку, паучки отыскивали себе щелочку в коре или норку в земле и прятались в нее до весны. В лесу уже начал желтеть, краснеть, буреть лист. Уже птичьи семьи-выводки собирались в стайки, стайки в стаи. Кочевали все шире по лесу: готовились в отлет. То и дело откуда-то неожиданно появлялись стаи совсем незнакомых Зиньке птиц долгоногих пестрых куликов, невиданных уток. Они останавливались на речке, на болотах; день покормятся, отдохнут, а ночью летят дальше в ту сторону, где солнце бывает в полдень. Это пролетали с далекого севера стаи болотных и водяных птиц. Раз Зинька повстречала в кустах среди поля веселую стайку таких же, как она сама, синиц: белощекие, с желтой грудкой и длинным черным галстуком до самого хвостика. Стайка перелетела полем из леска в лесок. Не успела Зинька познакомиться с ними, как из-под кустов с шумом и криком взлетел большой выводок полевых куропаток. Раздался короткий страшный гром и синичка, сидевшая рядом с Зинькой, не пискнув, свалилась на землю. А дальше две куропатки, перевернувшись в воздухе через голову, замертво ударились о землю. Зинька до того перепугалась, что осталась сидеть, где сидела, ни жива ни мертва. Когда она пришла в себя, около нее никого не было ни куропаток, ни синиц. Подошел бородатый человек с ружьем, поднял двух убитых куропаток и громко крикнул: Ау! Манюня! С опушки леса ответил ему тоненький голосок, и скоро к бородатому подбежала маленькая девочка. Зинька узнала ее: та самая, что напугала в малиннике медведя. Сейчас у нее была в руках полная корзинка грибов. Пробегая мимо куста, она увидела на земле упавшую с ветки синичку, остановилась, наклонилась, взяла ее в руки. Зинька сидела в кусту не шевелясь. Девочка что-то сказала отцу, отец дал ей фляжку, и Манюня спрыснула из нее водой синичку. Синичка открыла глаза, вдруг вспорхнула и забилась в куст рядом с Зинькой. Манюня весело засмеялась и вприпрыжку побежала за уходившим отцом.

ОКТЯБРЬ

Скорей, скорей! торопила Зинька Старого Воробья. Скажи мне, какой наступает месяц, и я полечу назад в лес: там у меня больной товарищ. И она рассказала Старому Воробью, как бородатый охотник сшиб с ветки сидевшую рядом с ней синичку, а девочка Манюня спрыснула водой и оживила ее. Узнав, что новый месяц, второй месяц осени, называется октябрь, Зинька живо вернулась в лес. Ее товарища звали Зинзивер. После удара дробинкой крылышки и лапки еще плохо повиновались ему. Он с трудом долетел до опушки. Тут Зинька отыскала ему хорошенькое дуплишко и стала таскать туда для него червячков-гусениц, как для маленького. А он был совсем не маленький: ему было уже два года, и, значит, он был на целый год старше Зиньки. Через несколько дней он совсем поправился. Стайка, с которой он летал, куда-то исчезла, и Зинзивер остался жить с Зинькой. Они очень подружились. А осень пришла уже и в лес. Сперва, когда все листья раскрасились в яркие цвета, он был очень красив. Потом подули сердитые ветры. Они сдирали желтые, красные, бурые листья с веток, носили их по воздуху и швыряли на землю. Скоро лес поредел, ветки обнажились, а земля под ними покрылась разноцветными листьями. Прилетели с далекого севера, из тундр, последние стаи болотных птиц. Теперь каждый день прибывали новые гости из северных лесов: там уже начиналась зима. Не все и в октябре дули сердитые ветры, не все лили дожди: выдавались и погожие, сухие и ясные дни. Нежаркое солнышко светило приветливо, прощаясь с засыпающим лесом. Потемневшие на земле листья тогда высыхали, становились жесткими и хрупкими. Еще кое-где из-под них выглядывали грибы грузди, маслята. Но хорошую девочку Манюню Зинька и Зинзивер больше уж не встречали в лесу. Синички любили спускаться на землю, прыгать по листьям искать улиток на грибах. Раз они подскочили так к маленькому грибу, который рос между корнями белого березового пня. Вдруг по другую сторону пня выскочил серый, с белыми пятнами зверь. Зинька пустилась было наутек, а Зинзивер рассердился и крикнул: Пинь-пинь-черр! Ты кто такой? Он был очень храбрый и улетал от врага, только когда враг на него кидался. Фу! сказал серый пятнистый зверь, кося глазами и весь дрожа. Как вы с Зинькой меня напугали! Нельзя же так топать по сухим, хрустким листьям! Я думал, что лиса бежит или волк. Я же заяц, беляк я. Неправда! крикнула ему с дерева Зинька. Беляк летом серый, зимой белый, я знаю. А ты какой-то полубелый. Так ведь сейчас ни лето, ни зима. И я ни серый, ни белый. И заяц захныкал: Вот сижу у березового пенька, дрожу, шевельнуться боюсь. Снегу еще нет, а у меня уже клочья белой шерсти лезут. Земля черная. Побегу по ней днем сейчас меня все увидят. И так ужасно хрустят сухие листья! Как тихонько ни крадись, прямо гром из-под ног. Видишь, какой он трус, сказал Зинзивер Зиньке. А ты его испугалась. Он нам не враг.

НОЯБРЬ

Враг и старшный враг появился в лесу в следующем месяце. Старый Воробей назвал этот месяц ноябрем и сказал, что это третий и последний месяц осени. Враг был очень страшный, потому что он был невидимка. В лесу стали пропадать и маленькие птички и большие, и мыши, и зайцы. Только зазевается зверек, только отстанет от стаи птица все равно ночью, днем ли, глядь, их уж и в живых нет. Никто не знал, кто этот таинственный разбойник: зверь ли, птица или человек? Но все боялись его, и у всех лесных взерей и птиц только и было разговору, что о нем. Все ждали первого снега, чтобы по следам около растерзанной жертвы опознать убийцу. Первый снег выпал однажды вечером. А на утро следующего дня в лесу не досчитались одного зайчонка. Нашли его лапку. Тут же, на подтаявшем уже снегу, были следы больших, страшных когтей. Это могли быть когти зверя, могли быть когти и крупной хищной птицы. А больше ничего не оставил убийца: ни пера, ни шерстинки своей. Я боюсь, сказала Зинька Зинзиверу. Ох, как я боюсь! Давай улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки. Они полетели на реку. Там были старые дуплистые ивы-ракиты, где они могли найти себе приют. Знаешь, говорила Зинька, тут место открытое. Если и сюда придет страшный разбойник, он тут не может подкрасться так незаметно, как в темном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него. И они поселились за речкой. Осень пришла уже и на реку. Ивы-ракиты облетели, трава побурела и поникла. Снег выпадал и таял. Речка еще бежала, но по утрам на ней был ледок. И с каждым морозцем он рос. не было по берегам и куликов. Оставались еще только утки. Они крякали, что осттанутся тут на всю зиму, если река вся не покроется льдом. А снег падал и падал и больше уж не таял. Только было синички зажили спокойно, вдруг опять тревога: ночью неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу, на краю своей стаи. Это он, говорила, дрожа, Зинька. Это невидимка. Он всюду: и в лесу, и в поле, и здесь, на реке. Невидимок не бывает, говорил Зинзивер. Я выслежу его, вот постой! И он целыми днями вертелся среди голых веток на верхушках старых ив-ракит: высматривал с вышки таинственного врага. Но так ничего и не заметил подозрительного. И вот вдруг в последний день месяца стала река. Лед разом покрыл ее - и больше уж не растаял. Утки улетели еще ночью. Тут Зиньке удалось наконец уговорить Зинзивера покинуть речку: ведь теперь враг мог легко перейти к ним по льду. И все равно Зиньке надо было в город: узнать у Старого Воробья, как называется новый месяц.

ДЕКАБРЬ

Полетели синички в город. И никто, даже Старый Воробей, не мог им объяснить, кто этот невидимый страшный разбойник, от которого нет спасенья ни днем, ни ночью, ни большим, ни маленьким. Но успокойтесь, сказал Старый Воробей. Здесь, в городе, никакой невидимка не страшен: если даже он посмеет явиться сюда, люди сейчас же застрелят его. Оставайтесь жить с нами в городе. Вот уже начался месяц декабрь хвостик года. Пришла зима. И в поле, и на речке, и в лесу теперь голодно и страшно. А у людей всегда найдется для нас, мелких пташек, и приют и еда. Конечно, Зинька с радостью согласилась поселиться в городе и уговорила Зинзивера. Сперва он, правда, не соглашался, хорохорился, кричал: Пинь-пинь-черр! Никого не боюсь! Разыщу невидимку! Но Зинька ему сказала: Не в том дело, а вот в чем: скоро будет Новый год. Солнышко опять начнет выглядывать, все будут радоваться ему. А спеть ему первую весеннюю песенку тут, в городе, никто не сможет: воробьи умеют только чирикать, вороны только каркают, а галки галдят. В прошлом году первую весеннюю песенку солнцу спела тут я. А теперь ее должен спеть ты. Зинзивер как крикнет: Пинь-пинь-черр! Ты права. Это я могу. Голос у меня сильный, звонкий, - на весь город хватит. Остаемся тут! Стали они искать себе помещение. Но это оказалось очень трудно. В городе не то что в лесу: тут и зимой все дупла, скворешни, гнезда, даже щели за окнами и под крышами заняты. В том воробьином гнездышке за оконницей, где встретила елку Зинька в прошлом году, теперь жило целое семейство молодых воробьев. Но и тут Зиньке помог Старый Воробей. Он сказал ей: Слетайте-ка вон в тот домик, вон с красной крышей и садиком. Там я видел девочку, которая все что-то ковыряла долотом в полене. Уж не готовит ли она вам синичкам хорошенькую дуплянку? Зинька и Зинзивер сейчас же полетели к домику с красной крышей. И кого же они первым делом увидели в саду, на дереве? Того страшного бородатого охотника, который чуть насмерть не застрелил Зинзивера. Охотник одной рукой прижимал дуплянку к дереву, а в другой держал молоток и гвозди. Он наклонился вниз и крикнул: Так, что ли? И снизу, с земли, ему ответила тоненьким голоском Манюня: Так, хорошо! И бородатый охотник большими гвоздями крепко прибил дуплянку к стволу, а потом слез с дерева. Зинька и Зинзивер сейчас же заглянули в дуплянку и решили, что лучшей квартиры они никогда и не видели: Манюня выдолбила в полене уютное угубокое дуплишко и даже положила в него мягкого, теплого пера, пуха и шерсти. Месяц пролетел незаметно; никто не беспокоил тут синичек, а Манюня каждое утро приносила им еду на столик, нарочно приделанный к ветке. А под самый Новый год случилось еще одно последнее в этом году важное событие: Манюнин отец, который иногда уезжал за город на охоту, привез невиданную птицу, посмотреть на которую сбежались все соседи. То была большущая белоснежная сова, до того белоснежная, что когда охотник бросил ее на снег, сову только с большим трудом можно было разглядеть. Это злая зимняя гостья у нас, объяснял отец Манюне и соседям: - полярная сова. Она одинаково хорошо видит и днем и ночью. И от ее когтей нет спасенья ни мыши, ни куропатке, ни зайцу на земле, ни белке на дереве. Летает она совсем бесшумно, а как ее трудно заметить, когда кругом снег, сами видите. Конечно, ни Зинька, ни Зинзивер ни слова не поняли из объяснения бородатого охотника. Но оба они отлично поняли, кого убил охотник. И Зинзивер так громко крикнул: "Пинь-пинь-черр! Невидимка!" что сейчас же со всех крыш и дворов слетелись все городские воробьи, вороны, галки - посмотреть на чудовище. А вечером у Манюни была елка, дети кричали и топали, но синички нисколько на них за это не сердились. Теперь они знали, что с елкой, украшенной огнями, снегом и игрушками, приходит Новый год, а с Новым годом возвращается к нам солнце и приносит много норвых радостей.

Календарь природы В. Бианки раскрывает целый мир, учит проникать в её тайны... Все самое любопытное, самое необычное и самое обычное, что происходило в природе каждый месяц и день, попало на страницы самой знаменитой "Лесной газеты" Бианки...

Природа в узах власти гневной,
С смертельной белизной в лице,
Спит заколдованной царевной
В своем серебряном дворце.
П. Вяземский

Январь - говорит народ, к весне поворот; году начало, зиме середка: солнце на лето, зима на мороз. На Новый год день прибавился на заячий скок. Земля, вода и лес - все покрыто снегом, все кругом погружено в непробудный и, кажется, мертвый сон. В трудную пору жизнь отлично умеет притворяться мертвой. Замерли травы, кусты и деревья. Замерли, но не умерли. Под мертвым покрывалом снега они таят могучую силу жизни, силу расти и цвести. Сосны и ели хранят в сохранности свои семена, крепко зажав в свои кулачки-шишки. Животные с холодной кровью, затаясь, застыли. Но тоже не умерли, даже такие нежные, как мотыльки, попрятались в разные убежища. У птиц особенно горячая кровь, они никогда не впадают в спячку. Многие звери, даже крошечные мыши, бегают всю зиму. И не диво ли, что спящая в берлоге медведица под глубоким снегом в январские морозы производит на свет крошечных слепых медвежат и, хоть сама всю зиму ничего не ест, кормит их до весны своим молоком!
В. Бианки

Свежеют с каждым днем и молодеют сосны,
Чернеет лес, синеет мягче даль,-
Сдается наконец сырым ветрам февраль,
И потемнел в лощинах снег наносный.
И. Бунин

Февраль - перезимок. Вьюги да метели под февраль полетели; бегут по снегу, а следу нету. Последний, самый страшный месяц зимы. Месяц лютого голода, волчьих свадеб, налетов волков на деревни и маленькие города - с голодухи утаскивают собак, коз; залезают в овчарни по ночам. Тощают все звери. Нагуленный с осени жирок уже не греет, не питает их. Кончаются запасы у зверюшек и в норах, в подземных кладовых. Снег из друга, сохраняющего тепло, для многих все больше теперь превращается в смертельного врага. Под его непосильной тяжестью ломаются ветви деревьев. Дикие куры - куропатки, рябчики, тетерева - радуются глубокому снегу: им хорошо ночевать, зарывшись в него с головой. Но вот беда, когда после дневной оттепели ударит ночью мороз и покроет снег ледяной коркой - настом. Бейся тогда головой о ледяную крышу, пока солнышко не растопит наст! И метет-метет подземка, засыпает февраль - дорогорушник санные пути-дороги...
В. Бианки

Еще природа не проснулась,
Но сквозь редеющего сна
Весну прослышала она
И ей невольно улыбнулась.
Ф. Тютчев

21 марта - день весеннего равноденствия - день с ночью меряется: полсуток на небе солнышко, полсуток - ночь. В этот день в лесу празднуют Новый год - к весне поворот. Март, - говорит наш народ, - парник, капельник. Солнце начинает одолевать зиму. Рыхлеет, ноздрится, становится серым снег, уж не тот что был зимой, - сдает! Знать по цвету, что дело идет к лету. С крыш свисают ледяные сосульки, блестя, струится по ним вода - и капает, капает... Натекают лужи, - и уличные воробьишки весело полощутся в них, смывая с перьев зимнюю копоть. В садах звенят радостные бубенчики синиц. Весна прилетела к нам на солнечных крыльях. У нее строгий порядок работ. Первым делом она освобождает землю: делает проталинки. А вода еще спит подо льдом. Спит под снегом и лес. Утром 21 марта по старинному русскому обычаю пекут жаворонки - булочки с носиком, с изюминками на месте глаз. И с этого дня начинается месяц птиц. Ребята посвящают его нашим маленьким пернатым друзьям: развешивают на деревьях тысячи птичьих домиков - скворечен, синичников, дуплянок; перевязывают кусты для гнезд; устраивают бесплатные столовые для милых гостей; делают доклады в школах и клубах о том, как пернатые армии защищают наши леса, поля, сады и огороды, как надо беречь и привечать наших веселых крылатых певунов.
В. Бианки

Чиста небесная лазурь,
Теплей и ярче солнце стало,
Пора метелей злых и бурь
Опять надолго миновала.
А. Плещеев

Апрель - зажги снега! Апрель спит, да дует, тепло сулит, а ты гляди: что-то еще будет! В этом месяце с гор вода, рыба со стану. Весна, высвободив из-под снега землю, выполняет свое второе дело освобождает из-подо льда воду. Ручейки талого снега тайно сбежались в реки, вода поднялась и сбросила с себя ледяной гнет. Зажурчали вешние потоки - разлились широко по долинам. Напоенная вешней водой, теплыми дождями земля надевает зеленое платье, с пестринами нежных подснежников. А лес все еще стоит голый - ждет своей очереди, когда им займется весна. Но уже началось тайное движение сока в деревьях, наливаются почки, расцветают цветы на земле и в воздухе, - на ветвях.
В. Бианки

Липким запахом веет полынь.
Спит черемуха в белой накидке.
С. Есенин

Месяц май - пой да гуляй. Вот когда весна всерьез принялась за свое третье дело: начала одевать лес. Вот когда в лесу начался веселый месяц - месяц песен и плясок! Победа, полная победа солнца - света и его тепла - над стужей и мраком зимы. Зорька вечерняя утренней зорьке руки подает - на севере начинаются белые ночи. Отвоевав землю и воду, жизнь поднимается во весь рост. Сияющей зеленью новорожденных листьев одеваются высокие деревья. Мириады легкокрылых насекомых поднимаются в воздух; в сумерках на охоту за ними вылетают полуночники-козодои и верткие летучие мыши. Днем реют в воздухе ласточки и стрижи, висят-парят над пашнями, над лесом орлы, коршуны. Как на ниточке подвешенные к облакам, трепещут над полями пустельги и жаворонки. Отворились двери без петелек, залетели жильцы златокрылые - труженицы-пчелки. Все поет и играет: косачи - на земле, селезни - на воде, дятлы - на деревьях, бекасики - небесные барашки - в воздухе над лесом. Теперь, по слову поэта, "птица и всякая зверь у нас на Руси веселятся, сквозь лист прошлогодний пробившись теперь синеет в лесу медуница"
В. Бианки

И как хорош покой остынувшей природы,
Когда гроза сойдет с померкнувших небес!
Как ожили цветы, как влажно дышат воды,
Как зелен и душист залитый солнцем лес!
С. Надсон

Июнь - розан-цвет. Конец пролетья, начало лета. Самые длинные длятся дни; на Дальнем Севере и вовсе ночи нет: не заходит солнце. На сырых лугах цветы, теперь все больше солнечного цвета: купальницы, калужницы, лютики, луг от них весь золотой. В эту пору - в самую пору солнечного рассвета - собирают люди целебные цветы, стебли, коренья себе про запас, чтобы, вдруг занедужив, передать себе собранную в них живительную силу солнца. И вот уже прошел самый долгий день во всем году - 21 июня - день летнего солнцестояния. С этого дня медленно-медленно, - а кажется - то как быстро!...- так же медленно, как прибывает весной свет, - день идет на убыль. И поговаривает народ: "Макушка лета уж через прясла глядит..." У всех певчих пичужек гнезда, во всех гнездах - всех цветов яички. Сквозь тонкую скорлупку просвечивает нежная маленькая жизнь.
В.Бианки

По Лесному календарю Бианки до 20 июня продолжается третий месяц весны - "Месяц песен и плясок". В лесах поют соловьи, пеночки, жаворонки, зяблики, певчие дрозды, чибисы спрашивают: "чьи вы, чьи вы?" Свистят иволги и дрозды-белобровики. Барабанят дятлы. Ухает филин, бормочет перепел. Хвостом "поет" бекас. В воде бултыхается рыжая цапля - выпь. На болотах устраивают брачные танцы журавли, а в облаках "танцуют" соколы.

В июне происходит солнцеворот, когда солнечное колесо, достигнув наибольшей высоты, начинает опускаться вниз. Июнь - месяц лучистого солнца, самых длинных дней, белых ночей, светлейший месяц года - млечень. За обилие света, сочную зелень, переливы красок цветущих лугов называли июнь в народе светлояром, цветущим, розан - цветом, разноцветным месяцем. Июнь - первотравье. Это время длинных трав и сенокосов, удивительно ярких цветов - разноцвет, розник.

Выше пояса
Рожь зернистая
Дремлет колосом
Почти до земи…
А. Кольцов

Июль - макушка лета устали не знает, все прибирает. Ржице-матушке к земле кланяться велит. Овес уже в кафтане, а на грече и рубашки нет. Зеленые растения сделали из солнечного света свое тело. Золотистый океан спелой ржи и пшеницы запасаем мы себе впрок на весь год. Запасаем скотине сено: уже пали леса трав, встали горы стогов. Примолкать начинают пичужки: им уж не до песен. Во всех гнездах птенчики. Они родятся голенькими слепцами и долго нуждаются в заботах родителей. Но земля, вода, лес, даже воздух - все полно сейчас корма для маленьких, достанет на всех! В лесах всюду полно маленьких сочных плодов: ягод земляники, черники, голубики, смородины; на севере - морошки, на юге в садах - черешни, клубники, вишни. Луга сменили золотое свое платье на ромашковое: белый цвет лепестков отражает горячие солнечные лучи. Жизни творец - Ярило - солнце в эту пору не шутит: сжечь могут его ласки.
В. Бианки

И - за тучами примется кто-то
Перекатывать медленный гром.
А. Белый

Август - зарник. Ночью безвучно озаряют леса быстрые зарницы.
Последний раз летом луг меняет наряд: теперь он пестрый, цветы по нему все больше темные - синие, лиловые. Начинает слабеть солнце-Ярило - надо собирать, хранить его прощальные лучи.
Поспевают крупные плоды: овощи, фрукты. Поспевают и поздние ягоды: малина, брусника; зреет клюква на болоте, на дереве - рябина.
Нарождаются старички - те, что не любят жаркого солнца, те, что прячутся от него в прохладной тени, - грибы.
В. Бианки

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь -
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле…
Ф. Тютчев

Сентябрь - хмурень, ревун. Все чаще начинает хмуриться небо, ревет ветер. Подошел первый месяц осени.
У осени свое рабочее расписание, как у весны, только наоборот. Оно начинает с воздуха. Высоко над головой исподволь начинает желтеть, краснеть, буреть лист на деревьях. Как только листьям станет не хватать солнышка, они начинают вянуть и быстро теряют свой зеленый цвет. В том месте, где черешок сидит на ветке, образуется дряблый поясок. Даже в безветренный, совсем тихий день вдруг оборвется с ветки тут - желтый березовый, там - красный осиновый лист и, легко покачиваясь в воздухе, бесшумно скользнет по земле.
Исчезли стрижи. Ласточки и другие летовавшие у нас перелетные собираются в стаи - и незаметно, по ночам, отбывают в дальний путь. Воздух пустеет. И холодеет вода: больше уж не тянет купаться...
И вдруг - как память о красном лете - устанавливается вёдро: теплые, ясные, тихие дни. В спокойном воздухе летят, серебрятся длинные паутинки... И радостно блестит в полях свежая молодая зелень.
В лесу все готовится к долгой зиме, вся будущая жизнь надежно прячется, тепло укутывается, - все заботы о ней прерваны до весны.
Одни зайчихи никак не могут успокоиться, все еще не могут помириться, что лето прошло; опять принесли зайчат! Листопадничков. Появились тонконожки опенки: лето кончилось.
В. Бианки

Сыплет дождик большие горошины,
Рвется ветер, и даль нечиста.
Закрывается тополь взъерошенный
Серебристой изнанкой листа.
Н. Заболоцкий

Сейчас уже поздняя осень, листья в саду облетели, обнажилась земля, увяли и самые поздние цветы. В эту пору так не хватает зелени, к которой так привык за лето. Создать зеленый уголок у себя дома Вам помогут комнатные цветы.

Октябрь - листопад, грязник, зазимник.
Ветры листодеры срывают с леса последние отрепья. Дождь. Скучает на заборе мокрая ворона, Ведь ей тоже скоро в путь: летовавшие у нас серые вороны незаметно откочевывают к югу, а на их место так незаметно перемещаются такие же вороны, родившиеся на севере. Выходит, - и ворона птица перелетная. Там, на дальнем севере, ворона - прилетная, как у нас - грач, и последняя отлетная.
Покончив с первым своим делом - раздеванием леса, - осень принимается за второе: студит и студит воду. Все чаще по утрам лужи покрываются хрупким ледком. Как воздух, - вода уже оскудела жизнью. Те цветы. что красовались на ней летом, давно уронили свои семена на дно, утянули под воду длинные свои цветоножки. Рыбы забиваются в ямы - ятови - зимовать там, где не замерзает вода. Мягкий хвостатый тритон - харитон все лето прожил в пруду, а теперь выполз из воды - пополз зимовать на суше, где-нибудь во мху под корнями. Льдом покрываются стоячие воды.
Стынет и на суше нежаркая кровь. Прячутся куда-то насекомые, мыши, пауки, многоножки. Забравшись в сухие ямы, переплетаются, застывают змеи. Забиваются в тину лягушки, прячутся за отставшую кору пней ящерки, - обмирают там... Звери - кто одевается в теплые шубки, кто набивает свои кладовки в норах, кто устраивает себе берлогу. Готовятся...
В осеннее ненастье семь погод на дворе: сеет, веет, крушит, мутит, ревет и льет и снизу метет.
В. Бианки

Идет седая чародейка,
Косматым машет рукавом…
Г. Державин

Ноябрь - ворота зимы. Дождь вдруг сменяется снегопадом. Вот и свежий морозец затянул ледком лужи. Побелела земля, но не надолго. "Первый снежок - не лежок" - полежал, полежал и растаял. Под холодным ветром ежатся кусты, зябнут оголившие деревья. В лесу сыро и неуютно.... Впрочем, со стариным календарем природа не всегда согласуется: и осень не тогда, когда надо, да и зима, бывает не зима. Лишь у садоводов - цветоводов календарь всегда четкий.

Ноябрь - полузимник. Ноябрь - сентябрев внук, октябрев сын, декабрю родной брат: ноябрь с гвоздем, декабрь с мостом. Выезжает на пегой кобыле: то снег, то грязь, то грязь, то снег. Не велика у ноября кузница, а на всю Русь в ней оковы куются: ледостав уже на прудах и озерах. Третье свое дело завершает осень: раздев лес, сковав воду, прикрывает землю снежным покрывалом. Неуютно в лесу: исхлестанные дождями, голые, черные стоят деревья. Блестит лед на реке, - а поди сунься на него: треснет под ногой, и ты провалишься в ледяную воду. И на земле присыпанная снегом всякая зябь останавливается в росте. Но это еще не зима: только предзимье. Еще нет-нет да выдается солнечный денек. И, ух ты, как обрадуется солнышку все живое! Глядишь, там из под корней вылезают черные комарики, мушки, взлетают в воздух. Тут под ногами расцвел золотой одуванчик, золотая мать-и-мачеха - весенние цветки! Снег стаял... Но крепко-накрепко заснули деревья, замерли до весны, ничего не чувствуют.
В. Бианки

Вот пришли морозы -
И зима настала.
И. Суриков

На дворе зима. Истекает старый год, настает новый. В это время садовод-цветовод живет как бы в двух уровнях, подводит итоги года истекающего и намечает круг работ в новом году. Каждое время года имеет свое прозвище. Зима в нем названа "прибериха": прибирает все то, что заготовлено летом и осенью. У зимы, как говорится, рот велик - заготавливать надо побольше. Вот и рассуждают огородники, что к чему, какие поправки внести в будущую практику...

Декабрь - студень. Декабрь мостит, декабрь гвоздит, декабрь приколачивает. Декабрь год кончает, а зиму начинает. С водой покончено: даже буйные реки скованы льдом. Земля и лес укутаны снежным одеялом. Солнце скрылось за тучей. День становится короче и короче, ночь растет. Сколько мертвых тел погребено под снегом! В свой срок выросли, расцвели, дали плоды растения-однолетки. И рассыпались в прах однолетние животные - многие маленькие безпозвоночные.
Но растения оставили семена, животные отложили яички. В свой срок солнце, как прекрасный царевич в сказке о мертвой царевне, поцелуем пробудет их к жизни.. Заново создаст из земли новые тела. А многолетние животные и растения сумеют сохранить свою жизнь, всю долгую северную зиму - до новой весны. Ведь не успела еще зима войти в полную силу, а уж близится день рождения солнца - 23 декабря! Солнце вернется в мир. С солнцем возрадится жизнь. Но надо еще пережить зиму.
В. Бианки

Страница 11 из 12

НОЯБРЬ

Слушать сказку

Враг -- и страшный враг -- появился в лесу в следующем месяце. Старый Воробей назвал этот месяц ноябрем и сказал, что это третий и последний месяц осени.

Враг был очень страшный, потому что он был невидимка. В лесу стали пропадать и маленькие птички и большие, и мыши, и зайцы. Только зазевается зверек, только отстанет от стаи птица -- все равно ночью, днем ли, -- глядь, их уж и в живых нет.

Никто не знал, кто этот таинственный разбойник: зверь ли, птица или человек? Но все боялись его, и у всех лесных зверей и птиц только и было разговору, что о нем. Все ждали первого снега, чтобы по следам около растерзанной жертвы опознать убийцу.

Первый снег выпал однажды вечером. А на утро следующего дня в лесу не досчитались одного зайчонка. Нашли его лапку. Тут же, на подтаявшем уже снегу, были следы больших, страшных когтей. Это могли быть когти зверя, могли быть когти и крупной хищной птицы. А больше ничего не оставил убийца: ни пера, ни шерстинки своей.

Я боюсь, -- сказала Зинька Зинзиверу. -- Ох, как я боюсь! Давай улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки.

Они полетели на реку. Там были старые дуплистые ивы-ракиты, где они могли найти себе приют.
- Знаешь, -- говорила Зинька, -- тут место открытое. Если и сюда придет страшный разбойник, он тут не может подкрасться так незаметно, как в темном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него.

И они поселились за речкой.

Осень пришла уже и на реку. Ивы-ракиты облетели, трава побурела и поникла. Снег выпадал и таял. Речка еще бежала, но по утрам на ней был ледок. И с каждым морозцем он рос. Не было по берегам и куликов. Оставались еще только утки. Они крякали, что останутся тут на всю зиму, если река вся не покроется льдом. А снег падал и падал -- и больше уж не таял.

Только было синички зажили спокойно, вдруг опять тревога: ночью неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу, -- на краю своей стаи.

Это он, -- говорила, дрожа, Зинька. -- Это невидимка. Он всюду: и в лесу, и в поле, и здесь, на реке.
- Невидимок не бывает, -- говорил Зинзивер. -- Я выслежу его, вот постой!

И вот вдруг -- в последний день месяца -- стала река. Лед разом покрыл ее -- и больше уж не растаял. Утки улетели еще ночью.

Тут Зиньке удалось наконец уговорить Зинзивера покинуть речку: ведь теперь враг мог легко перейти к ним по льду. И все равно Зиньке надо было в город: узнать у Старого Воробья, как называется новый месяц.

Виталий Бианки

Враг - и страшный враг - появился в лесу в следующем месяце. Старый Воробей назвал этот месяц ноябрем и сказал, что это третий и последний месяц осени.

Враг был очень страшный, потому что он был невидимка. В лесу стали пропадать и маленькие птички и большие, и мыши, и зайцы. Только зазевается зверек, только отстанет от стаи птица - все равно ночью, днем ли, - глядь, их уж и в живых нет.

Я боюсь, - сказала Зинька Зинзиверу. - Ох, как я боюсь! Давай улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки.

Они полетели на реку. Там были старые дуплистые ивы-ракиты, где они могли найти себе приют.

Знаешь, - говорила Зинька, - тут место открытое. Если и сюда придет страшный разбойник, он тут не может подкрасться так незаметно, как в темном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него.

И они поселились за речкой.

Только было синички зажили спокойно, вдруг опять тревога: ночью неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу, - на краю своей стаи.

Это он, - говорила, дрожа, Зинька. - Это невидимка. Он всюду: и в лесу, и в поле, и здесь, на реке.

Невидимок не бывает, - говорил Зинзивер. - Я выслежу его, вот постой!

И вот вдруг - в последний день месяца - стала река. Лед разом покрыл ее - и больше уж не растаял. Утки улетели еще ночью.