Что означает выражение «на деревню дедушке»? Онлайн чтение книги Рассказы; Повести; Пьесы Ванька.

«Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда хозяева и подмастерья ушли к заутрене, он достал из хозяйского шкапа пузырек с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный образ, по обе стороны которого тянулись полки с колодками, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях»
«Милый дедушка, товарищ-господин Владим Владимыч! - писал он. - И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался».
Ванька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его свечки, и живо вообразил себе деда, товарища-господина Владим Владимыча, служащего ночным сторожем в Московском Кремле. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит... или балагурит с кухарками, ночью же, окутанный в просторный канадский тулуп, ходит вокруг своей усадьбы и стучит в свою колотушку. За ним, опустив головы, шагают Каштанка и кобелек Вьюн, прозванные так за свои черные костюмы и черные очки, которые они не снимают, даже ложась спать. Каштанка и Вьюн необыкновенно почтительны и ласковы, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Но под их почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше них не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в ледник или украсть у мужика курицу. ... Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на окна кремлёвской церкви и, притопывая валенками, балагурит с дворней. Колотушка его свисает со штанов, а сам он всплескивает руками, пожимается от холода и, старчески хихикая, щиплет то горничную, то кухарку.....
«Табачку нешто нам понюхать?» - говорит он, подставляя бабам свою табакерку. Бабы нюхают и чихают. Дед приходит в неописанный восторг, заливается веселым смехом и кричит:- Отдирай, примерзло! Даёт понюхать табаку и своим собакам. Каштанка чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом … До чего ж внимателен дед и к бабам, и к собакам....
Ванька вздохнул, умокнул перо и продолжал писать:«А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают. А спать мне велят в сенях, а когда ребятенок ихний плачет, я вовсе не сплю, а качаю люльку. Милый дедушка, Владим Владимыч, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру... А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить, всё равно как за мамку Пелагею. Милый дедушка, а когда у господ будет елка с гостинцами, возьми мне золоченный орех и в зеленый сундучок спрячь. Попроси у барышни Валентины Матвиевны, скажи, для Ваньки».
Ванька судорожно вздохнул, обмакнул перо и снова принялся писать: «Приезжай, милый дедушка, Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни хозяин колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой... А еще кланяюсь Дядюке Дмитрию, кривой тетушке Валентине и твоему кучеру, а гармонию мою никому не отдавай. Остаюсь твой внук Иван Жуков, милый дедушка приезжай».
Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку... Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес: На деревню дедушке. Потом почесался, подумал и прибавил: «Владим Владимычу»
Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел шапку и, не набрасывая на себя шубейки, прямо в рубахе выбежал на улицу... Сидельцы из мясной лавки, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами, и что письмецо дедушке дойдёт за пару деньков. Ванька добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель... Да вот только никогда так и не узнал, дошло ли его письмецо до дедушки Владим Владимыча....

рассказы А.П. Чехова

Трогательный рассказ про маленького мальчика Ваньку, которого отдали на обучение в Москву и он, уставший от Москвы однажды, перед Рождеством сел писать письмо на деревню дедушке. В этом письме он подробно расписал как тяжело ему здесь живется и слезно просил забрать его обратно в деревню. Затем, довольный собой, Ванька отнес письмо и вложил в почтовый ящик. В эту ночь ему снилась теплая печка.

3cf166c6b73f030b4f67eeaeba3011030">

3cf166c6b73f030b4f67eeaeba301103

В анька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда хозяева и подмастерья ушли к заутрене, он достал из хозяйского шкапа пузырек с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный образ, по обе стороны которого тянулись полки с колодками, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях.

«Милый дедушка, Константин Макарыч! - писал он. - И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался».

Ванька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его свечки, и живо вообразил себе своего деда Константина Макарыча, служащего ночным сторожем у господ Живаревых. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит в людской кухне или балагурит с кухарками, ночью же, окутанный в просторный тулуп, ходит вокруг усадьбы и стучит в свою колотушку. За ним, опустив головы, шагают старая Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как у ласки. Этот Вьюн необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в ледник или украсть у мужика курицу. Ему уж не раз отбивали задние ноги, раза два его вешали, каждую неделю пороли до полусмерти, но он всегда оживал.

Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на ярко-красные окна деревенской церкви и, притопывая валенками, балагурит с дворней. Колотушка его подвязана к поясу. Он всплескивает руками, пожимается от холода и, старчески хихикая, щиплет то горничную, то кухарку.

Табачку нешто нам понюхать? - говорит он, подставляя бабам свою табакерку.

Бабы нюхают и чихают. Дед приходит в неописанный восторг, заливается веселым смехом и кричит:

Отдирай, примерзло!

Дают понюхать табаку и собакам. Каштанка чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом. А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посребренные инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом...

Ванька вздохнул, умокнул перо и продолжал писать:

«А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать. Подмастерья надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у хозяев огурцы, а хозяин бьет чем попадя. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают. А спать мне велят в сенях, а когда ребятенок ихний плачет, я вовсе не сплю, а качаю люльку. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру...»

Ванька покривил рот, потер своим черным кулаком глаза и всхлипнул.

«Я буду тебе табак тереть, - продолжал он, - богу молиться, а если что, то секи меня, как Сидорову козу. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к приказчику сапоги чистить, али заместо Федьки в подпаски пойду. Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком на деревню бежать, да сапогов нету, морозу боюсь. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить, всё равно как за мамку Пелагею.

А Москва город большой. Дома всё господские и лошадей много, а овец нету и собаки не злые. Со звездой тут ребята не ходят и на клирос петь никого не пущают, а раз я видал в одной лавке на окне крючки продаются прямо с леской и на всякую рыбу, очень стоющие, даже такой есть один крючок, что пудового сома удержит. И видал которые лавки, где ружья всякие на манер бариновых, так что небось рублей сто кажное... А в мясных лавках и тетерева, и рябцы, и зайцы, а в котором месте их стреляют, про то сидельцы не сказывают.

Милый дедушка, а когда у господ будет елка с гостинцами, возьми мне золоченный орех и в зеленый сундучок спрячь. Попроси у барышни Ольги Игнатьевны, скажи, для Ваньки».

Ванька судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что за елкой для господ всегда ходил в лес дед и брал с собою внука. Веселое было время! И дед крякал, и мороз крякал, а глядя на них, и Ванька крякал. Бывало, прежде чем вырубить елку, дед выкуривает трубку, долго нюхает табак, посмеивается над озябшим Ванюшкой... Молодые елки, окутанные инеем, стоят неподвижно и ждут, которой из них помирать? Откуда ни возьмись, по сугробам летит стрелой заяц... Дед не может чтоб не крикнуть:

Держи, держи... держи! Ах, куцый дьявол!

Срубленную елку дед тащил в господский дом, а там принимались убирать ее... Больше всех хлопотала барышня Ольга Игнатьевна, любимица Ваньки. Когда еще была жива Ванькина мать Пелагея и служила у господ в горничных, Ольга Игнатьевна кормила Ваньку леденцами и от нечего делать выучила его читать, писать, считать до ста и даже танцевать кадриль. Когда же Пелагея умерла, сироту Ваньку спровадили в людскую кухню к деду, а из кухни в Москву к сапожнику Аляхину...

«Приезжай, милый дедушка, - продолжал Ванька, - Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни хозяин колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой... А еще кланяюсь Алене, кривому Егорке и кучеру, а гармонию мою никому не отдавай. Остаюсь твой внук Иван Жуков, милый дедушка приезжай».

Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку... Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес:

На деревню дедушке.

Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел шапку и, не набрасывая на себя шубейки, прямо в рубахе выбежал на улицу...

Сидельцы из мясной лавки, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами. Ванька добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель...

Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал... Ему снилась печка. На печи сидит дед, свесив босые ноги, и читает письмо кухаркам... Около печи ходит Вьюн и вертит хвостом...

Ванька

Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда хозяева и подмастерья ушли к заутрене, он достал из хозяйского шкапа пузырек с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный образ, по обе стороны которого тянулись полки с колодками, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях.

«Милый дедушка, Константин Макарыч! - писал он. - И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался».
Ванька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его свечки, и живо вообразил себе своего деда Константина Макарыча, служащего ночным сторожем у господ Живаревых. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит в людской кухне или балагурит с кухарками, ночью же, окутанный в просторный тулуп, ходит вокруг усадьбы и стучит в свою колотушку. За ним, опустив головы, шагают старая Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как у ласки. Этот Вьюн необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в ледник или украсть у мужика курицу. Ему уж не раз отбивали задние ноги, раза два его вешали, каждую неделю пороли до полусмерти, но он всегда оживал.
Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на ярко-красные окна деревенской церкви и, притопывая валенками, балагурит с дворней. Колотушка его подвязана к поясу. Он всплескивает руками, пожимается от холода и, старчески хихикая, щиплет то горничную, то кухарку.
- Табачку нешто нам понюхать? - говорит он, подставляя бабам свою табакерку.
Бабы нюхают и чихают. Дед приходит в неописанный восторг, заливается веселым смехом и кричит:
- Отдирай, примерзло!
Дают понюхать табаку и собакам. Каштанка чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом. А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посребренные инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом…
Ванька вздохнул, умокнул перо и продолжал писать:
«А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать. Подмастерья надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у хозяев огурцы, а хозяин бьет чем попадя. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают. А спать мне велят в сенях, а когда ребятенок ихний плачет, я вовсе не сплю, а качаю люльку. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности… Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру…»
Ванька покривил рот, потер своим черным кулаком глаза и всхлипнул.
«Я буду тебе табак тереть, - продолжал он, - богу молиться, а если что, то секи меня, как Сидорову козу. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к приказчику сапоги чистить, али заместо Федьки в подпаски пойду. Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком на деревню бежать, да сапогов нету, морозу боюсь. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить, всё равно как за мамку Пелагею.
А Москва город большой. Дома всё господские и лошадей много, а овец нету и собаки не злые. Со звездой тут ребята не ходят и на клирос петь никого не пущают, а раз я видал в одной лавке на окне крючки продаются прямо с леской и на всякую рыбу, очень стоющие, даже такой есть один крючок, что пудового сома удержит. И видал которые лавки, где ружья всякие на манер бариновых, так что небось рублей сто кажное… А в мясных лавках и тетерева, и рябцы, и зайцы, а в котором месте их стреляют, про то сидельцы не сказывают.
Милый дедушка, а когда у господ будет елка с гостинцами, возьми мне золоченный орех и в зеленый сундучок спрячь. Попроси у барышни Ольги Игнатьевны, скажи, для Ваньки».
Ванька судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что за елкой для господ всегда ходил в лес дед и брал с собою внука. Веселое было время! И дед крякал, и мороз крякал, а глядя на них, и Ванька крякал. Бывало, прежде чем вырубить елку, дед выкуривает трубку, долго нюхает табак, посмеивается над озябшим Ванюшкой… Молодые елки, окутанные инеем, стоят неподвижно и ждут, которой из них помирать? Откуда ни возьмись, по сугробам летит стрелой заяц… Дед не может чтоб не крикнуть:
- Держи, держи… держи! Ах, куцый дьявол!
Срубленную елку дед тащил в господский дом, а там принимались убирать ее… Больше всех хлопотала барышня Ольга Игнатьевна, любимица Ваньки. Когда еще была жива Ванькина мать Пелагея и служила у господ в горничных, Ольга Игнатьевна кормила Ваньку леденцами и от нечего делать выучила его читать, писать, считать до ста и даже танцевать кадриль. Когда же Пелагея умерла, сироту Ваньку спровадили в людскую кухню к деду, а из кухни в Москву к сапожнику Аляхину…
«Приезжай, милый дедушка, - продолжал Ванька, - Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни хозяин колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой… А еще кланяюсь Алене, кривому Егорке и кучеру, а гармонию мою никому не отдавай. Остаюсь твой внук Иван Жуков, милый дедушка приезжай».
Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку… Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес:
На деревню дедушке.
Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел шапку и, не набрасывая на себя шубейки, прямо в рубахе выбежал на улицу…
Сидельцы из мясной лавки, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами. Ванька добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель…
Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал… Ему снилась печка. На печи сидит дед, свесив босые ноги, и читает письмо кухаркам… Около печи ходит Вьюн и вертит хвостом…

«На деревню дедушке» — фраза, символизирующая послание с неясным, неточным, сомнительным адресом. Вошла в наш обиход из рассказа Чехова «Ванька». Девятилетний мальчик Ванька Жуков, отданный в город на обучение к сапожнику, пишет письмо своему деду с просьбой забрать его из города в деревню. Написав письмо, «Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку… Подумав немного, он мокнул перо и написал адрес: «На деревню дедушке» Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу». . Следующая подборка писем из переписки Натальи Алексеевны и ее родителей связана с неточными адресами, которые, однако, не мешали находить адресата.

Письмо 1952 года. В это время почтовый адрес Васильевых был; ул. Котовская 15. Корреспондент пропустил единичку. Письмо, как видим, нашло адресата.

1958 год. Адрес Васильевых: ул. Котовского 75. Переезда не было, изменилась нумерация. Ничего удивительного, что друг отца НА художник Г. Петров, который еще не узнал о смене номера дома, написал письмо по старому адресу. Письмо дошло.

Ту же неточность сделал другой друг Алексея Васильева искусствовед Каменский. Так как они переписывались реже, сбой пришелся на январь1960 года. В это время семья Васильевых собиралась переехать на новое место. Оно хорошо знакомо ученикам НА: Пушкина 35, кв. 52.

Февраль 1960. Переезд состоялся. Двоюродная сестра из Хабаровска пишет НА письмо и выводит старый адрес ул Котовского 75. Понадобилось участие адресного бюро, чтобы письмо дошло до адресата.

То, что следующее письмо нашло Наталью Алексеевну вызывает удивление. Подруга НА по училищу Евгения Ротару знала только, что НА преподает в ДХШ. Вместо того, чтобы написать просто «на деревню дедушке», т.е. Кишинев, ДХШ, Васильевой, Евгения решила «помочь» почтовой службе и уточнила улицу. Но улицу она тоже не знала и написала неправильно. Тем не менее письмо дошло.

Уже упоминавшийся здесь друг отца НА Григорий Петров, зная о переезде Васильевых, но не имея под рукой нового адреса, пишет по примеру Е. Ротару (без адреса, только по месту работы) и письмо доходит.


В 1960-е 1970-е годы НА вела на молдавском телевидении детскую передачу «Давайте фантазировать». В этот период она не редко получала письма с адресом: Кишинев, телевидение, Наталье Алексеевне Васильевой. Автор следующего письма Витя Киртока более других напоминает Ваньку из Чеховского рассказа — в его адресе исчезает город назначения и, судя по тому кому адресовано, его логичнее назвать «на деревню бабушке».


Семья ученицы НА Эли (Фелиции) Горештер по пути в США остановилась в Германии. Ее первое письмо могло не дойти — она с ошибкой написала номер дома. Но оно дошло…

Переписка Эльвиры Горештер с НА интересна. Мы к ней со временем вернемся. Она началась с ошибки в адресе и, к сожалению, прекратилась, судя по всему, тоже из-за ошибки в адресе. Два последних письма учителя ученику в США вернулись обратно.

Свидетельствуем, все написано правильно. Так Эльвира не раз заполняла графу «обратный адрес».

Причины возврата писем остаются неясными. Только сама Фелиция Горештер может прояснить ситуацию.

Выдающийся молдавский скульптор Клавдия Семеновна Кобизева в письмах отцу НА видоизменяла название улицы (Пушкинская, вместо Пушкина) и отказывалась писать номер квартиры.

И так на протяжении многих лет. Через 7 лет подход тот же.

Ученица НА Лена Шеремет обходит Кобизеву — она не пишет не только номер квартиры, но и номер дома. Почте все нипочем. Письма доходят.

Если бы так работала американская почтовая служба, Фелиция Горештер в США (см. выше) наверняка получила бы письма своей учительницы. :))

Ошибались не только корреспонденты Васильевых, но и сами Васильевы доставляли почтовой службе дополнительные хлопоты.
Брат НА пишет письмо в Кишинев без марки.


Родители НА из Кисловодска посылают телеграмму детям и вместо двух слов «папа» и «мама» экономят и подписываются «пама», заставляя почтовую службу оправдываться перед получателями, что никакой ошибки нет, так было в заявке (см. внизу справа).


Почтовики следили не только за корректностью подписи в телеграммах, но и за правописанием в адресах.

Адрес написан безукоризненно точно. Однако, официальная справка говорит о том, что правильнее писать не на кириллице, а на латинице и показывает как это выглядит…

Которыми так богат русский язык, делают нашу речь выразительной и емкой. Благодаря ним мы можем передавать свои мысли более глубоко и ярко, поэтому они настолько ценны.

Кроме того, у каждого из них имеется необыкновенная история происхождения. Благодаря фразеологизмам мы не только расширяем наш словарный запас. При их изучении мы становимся более эрудированными, узнаем много нового об истории и литературе.

В этой статье мы рассмотрим устойчивое выражение «на деревню дедушке». Отметим, что оно означает, где его уместно применять. И, конечно же, погрузимся в историю его происхождения. Хотя, скорее всего, она известна многим читателям, ведь выражение все еще актуально и не устарело со временем.

«На деревню дедушке»: значение фразеологизма

Для толкования этого выражения обратимся к авторитетным словарям. Они наиболее точно передают их значение. Обратимся для начала к толковому словарю С.И. Ожегова. При рассмотрении слова «деревня» он не забыл упомянуть и выражение «на деревню дедушке». Значение фразеологизма в нем - «по заведомо неполному, неточному адресу». Отмечено, что выражение имеет разговорный стиль.

Обратимся также к более специализированному словарю - фразеологическому, под редакцией В нем автор также не пропустил устойчивый оборот «на деревню дедушке». Значение фразеологизма в этом словаре - «неизвестно куда». Отмечено, что выражение ироничное.

Оба толкования схожи между собой. Несомненно, выражение означает неизвестный адрес.

«На деревню дедушке»: происхождение фразеологизма

Этимология устойчивых выражений разнообразная. Некоторые обороты являются народными изречениями, другие - связаны с легендами и историческими событиями, третьи - с литературными произведениями.

Рассматриваемое нами выражение появилось еще в 1886 году. Именно тогда вышел рассказ А. П. Чехова «Ванька». Оттуда и пошло это выражение.

В этом грустном рассказе главный персонаж - сирота Ванька - пишет письмо своему деду. В нем он описывает свои тяготы жизни у сапожника, к которому пристроен. Просит забрать его, вспоминает счастливые моменты жизни в деревне. Однако Ванька не знает адрес, куда отправлять письмо. Он просто пишет «На деревню дедушке Константину Макарычу». Так появилась и сразу же прижилась эта фраза.

Стоит отметить, что многие помнят этот душераздирающий рассказ благодаря этому выражению. Он показывает всю безысходность положения сироты. Мальчишка даже не знает адрес своего родного дома и не может туда вернуться. Читатель понимает, что надежды Ваньки, что его дед прочтет письмо, сжалится над ним и заберет его, не оправдаются. Его слова не дойдут до старика, и ему придется жить в таких тяжелых условиях дальше.

Применение фразеологизма

После появления этого выражения его стали использовать в своих произведениях и другие писатели. Его можно встретить в различных СМИ, блогах. Даже в разговорной речи можно услышать «на деревню дедушке». Значение фразеологизма емко передает направленность в никуда.

Именно поэтому оно остается актуальным, не умирает, как некоторые другие устойчивые обороты.